– Сноб – человек утончённый, с изысканным вкусом. Быть снобом достойно.
Что-то ответил её отец, потом ещё кто-то, потом Мими толкнула целую речь… Одноногий Скорцев недоумённо покачал головой и негромко сказал Стасу:
– Это парадокс. Элита разных стран устроила войну. Погибли миллионы «неблагородных» людей. Двадцать лет спустя та же элита организует выставку художников-ветеранов; художники не удостоились обеда за столом с капитаном! А они сидят рассуждают, кто тут снобы!
Стас усмехнулся:
– Вы своим собратьям – ох, смотрите, как они напились! – вы им, помнится, давали не очень лестную оценку. А сами-то вместе с элитой, за столом капитана!
– Юноша, на будущее советую: не пытайтесь выводить теорию из частного примера, а только из их обобщений. То, что наши художники лизоблюды и пройдохи, не уничтожает того факта, что они ветераны войны. Может, в других условиях они не стали бы лизоблюдами? И не стали бы снобами? Нам это узнать не дано…
В этот момент встал, качаясь, министр культуры. Он каждый раз, когда остальные чуть пригубливали фужер с вином, хлопал рюмочку коньяку, и теперь достиг окончательного душевного подъёма.
– Гасспада! – провизжал он, в одной руке держа рюмочку, а второй размахивая невпопад. – Выпьем все, как один, за гения русского народа, за Антона Иваныча Деникина! Ура! – И махом высадил содержимое рюмки.
Зал, уже наполовину пустой, равнодушно гудел; никто не отозвался на выходку министра.
Поскольку Мими книгу Букашкова увела, Стас, поискав замену, выбрал «Опыты» Монтеня. Он их и раньше читал, но взял с собой, ибо знал, что один и тот же текст, прочитанный в детстве и в зрелом возрасте, воспринимается по-разному. Завалился на койку, открыл наугад:
«Ничто не мешает поддерживать хорошие отношения с теми, кто враждует между собой, и вести себя при этом вполне порядочно; выказывайте к тому и другому дружеское расположение; и еще: оказавшись в мутной воде, не норовите ловить в ней рыбку».
Он живо припомнил, как переругались насмерть Гупша и Боченок, два влиятельных десятских. Оба тайком приходили к нему, каждый просил, чтобы он именно за него перед князем Ондрием слово молвил. Ни одному он ничего не обещал, с обоими был дружелюбен, хотя Гупша нравился ему больше. А князю так и сказал: вред не в том, что один из двух плох, вред в том, что поругались они, два холопа княжеских…
Как перед глазами та сцена… Когда оно было-то? Незадолго до чумы, меньше полугода назад. А ежели здешним временем мерить, то и месяца не прошло.
А князь сказал, а нехай ругаются, лишь бы не сговаривались противу хозяина злое учинить…