Тэффи изумленно слушала свой голос, слово в слово повторяющий то, что Поль твердо сказал ей. Да, она понимала, что чувствовал тогда Поль и почему. Должно быть, на свете сотни таких людей, как Ник и она сама, которые совершенно уверены, что Клодии будет приятно их видеть, как бы ни был ей необходим покой. Внезапно Тэффи стало ясно, что общего у всех этих людей.
Для самих себя мы настолько много значим, мелькнуло у нее в голове, что мы не сомневаемся в нашей значимости для всех остальных.
Своими словами Ник полностью подтвердил ее нелицеприятную мысль:
– Я ей очень нравлюсь, поэтому она и собиралась сняться в моем фильме. Я знаю, она примет меня, если только я выясню, где она находится, – доказывал он.
– Ничем не могу помочь, – решительно проговорила Тэффи, – но если бы и могла, то не стала бы. Это не моя тайна.
«Не моя тайна». Не этим ли выражением Поль осадил ее, когда она просила сказать ей настоящее имя Клодии? Тэффи внутренне поежилась при этом воспоминании. Как она могла задать такой нескромный вопрос? Естественно, такую информацию не сообщают направо и налево – всем, кто только ни попросит.
Дальнейшие просьбы и уговоры Ника Тэффи пропустила мимо ушей. Наконец он сдался и поплелся к дверям. Она проводила его, обращая гораздо больше внимания на его развязную походку и вообще на его инфантильность, чем на его слова: он не просто был центром своей собственной жизни, он был единственным человеком, который что-то значил в ней.
Тэффи с облегчением закрыла за Ником дверь и не без смущения посмотрелась в зеркало прихожей. Неужели точно так же окружающие видят и ее? Неужели она ведет себя так же?
– Кого я стараюсь обмануть? – Она покачала головой. – Я думаю не о ком-нибудь, а о Поле. Неужели он воспринимает меня так?
«Молодо-зелено», – сказал он о ней, и еще назвал неопытной и несдержанной девчонкой. Как он был прав. Она смотрела на свое круглое лицо, в свои зеленовато-карие глаза, в которых читалась ограниченность и незрелость, хотя раньше она этого не замечала.
– Неудивительно, что он не хотел снова с тобой встречаться, – сказала она расплывшемуся от навернувшихся слез отражению. – Неудивительно, что он назвал тебя мышкой. Вопрос в том, когда ты, наконец, очнешься?
Если бы он только вернулся к ней, если бы ей настолько повезло, то она бы перестала быть мышкой и превратилась в настоящую взрослую женщину. И первым шагом к этому, пришла она к выводу два часа спустя, будет осознание того, что Поль не вернется никогда. Ей придется повзрослеть без него, просто потому, что пришло время.