– В логике тебе не откажешь.
Ева отпила еще кофе, на минуту закрыла глаза и почувствовала на своей щеке пальцы Рорка.
– А этот тип, распростертый на тротуаре под твоим башмаком… Он оказал сопротивление?
– Да нет, он даже не понял, что произошло. Прости, у меня много чего крутится в голове.
Теперь он поднес ее руку к губам.
– Почему бы тебе не разгрузить ее немного? Поделись со мной.
Ева взглянула на него с подозрением.
– А может, мы оказались в этой сухопутной яхте по совсем другой причине? Чтоб ты мог подкатиться ко мне с непристойным предложением?
– Дорогая, это первопричина, определяющая все мои поступки.
Ну, раз уж обстановка располагала, Ева за лацканы пиджака притянула к себе Рорка и наградила его жарким многообещающим поцелуем. А потом уверенно отстранила его.
– Больше ничего не получишь.
– Я бы с этим поспорил и доказал, что я прав, но это выглядело бы слишком цинично. Мы же вроде бы едем на похороны?
Ева прекрасно знала, что он может доказать свою правоту. Ей всегда нравилось, когда он доказывал свою правоту! Она примолкла, стараясь привести свои мысли в порядок.
– У тебя тут пончиков случайно нет?
– Ты хочешь пончик?
– Нет. Чертова Пибоди! В общем…
Рорк вскинул палец и нажал кнопку интеркома.
– Расс, будьте добры, найдите по дороге булочную и возьмите полдюжины пончиков, – обратился он к водителю.
– Слушаюсь, сэр.
«Понятно, почему голова кружится, – сказала себе Ева. – Всего пару минут назад стоишь на перекрестке, надавив ногой на грудь какого-то идиота, и делаешь внушение паре толстопузых копов. А минуту спустя плывешь по Нью-Йорку, пьешь обалденный кофе и получаешь пончики».
– Ты что-то начала говорить, – напомнил Рорк.
Ну что ж, с таким же успехом можно перестать брыкаться и плыть по течению. Ева скрестила ноги.
– Все утро я опрашивала свидетелей. Так что у меня сегодня было много трепа.
Ева рассказала ему, как прошло утро, это всегда помогало ей привести в порядок собственные мысли. Она замолчала, только когда водитель передал Рорку кондитерскую коробку, на этот раз белую, из лощеного картона. Превосходный кофе она заела пухлым пончиком с сахарной глазурью.
– Похоже, – заметил Рорк, передав ей салфетку, – когда стираешь внешний лоск – а ты заставила людей это сделать, – Ава Эндерс оказывается не такой уж блестящей и безупречной.
– Она им всем не нравится. Все, что им нравилось, – всем, кроме Уолша, ему Ава вообще никогда не нравилась, – исходило от Томаса. Он служил защитным фильтром. А теперь фильтра нет, и люди начинают замечать пятна на этом солнце. Но ей все равно, нравится она кому-то или нет. А может, и не все равно. Нравиться – это трамплин к восхищению. А ей важно, чтобы ею восхищались, это трамплин к влиятельности.