Они миновали сверкающий монумент Дестеро, все еще наводненный толпами туристов, переехали Большой Ахтитовый канал за мгновение до того, как большая баржа перекрыла им проход и устремились сломя голову в водоворот площади Локорно, огибая в бешеном потоке движения цоколь огромной статуи адмирала Гондора Бемуса. В бешеных рывках вперед и визге гравитормозов водитель сумел вывернуть глайдер вправо и затормозил возле мраморной лестницы, ведущей к величественному изукрашенному зданию, известному как Адмиралтейство на много световых лет в любую сторону.
— Слушай, ты не хотел бы летать на истребителях? — спросил Молдинг у водителя, когда они вышли на тротуар. — Такое вождение — отличная подготовка для этого, по-моему.
— Спасибо, сэр! — осклабился водитель. — Но те, кто может выжить в потоках площади Локорно, нужны здесь. А иначе никто из вас, звездолетчиков, живым до Адмиралтейства не доберется.
— Ты прав, — усмехнулся Молдинг, оглядываясь через плечо на бешеный водоворот машин. — Я бы лично предпочел каждый день драться с облачниками.
Брим искренне с ним согласился, и они пошли вверх по лестнице, над которой кружились эскадрильи шумных и грязных пидвингов. Ступени носили на себе следы пятисотлетней войны между Адмиралтейством и этими птицами, которую Адмиралтейство явно проиграло вчистую.
— Я думаю, ты уже насобачился разбираться с охранниками, — сказал Брим Араму, когда они поднялись по лестнице и направились к массивной двери.
— Сейчас увидишь, — ответил Арам, решительным шагом направляясь к двери. Когда он оказался точно в четырех шагах от входа, двое из четырех охранников вытянулись по стойке «смирно» и отдали честь, а двое других распахнули двери. Отсалютовав в ответ, Арам прошел в двери, не меняя шага, а Молдинг с Бримом прошли следом. Так, как Арам, умели только старые Адмиралтейские волки — все прочие останавливались.
— Вот так, — бросил Арам через плечо. Брим подмигнул Молдингу.
— Вот что значит перенимать местные обычаи, — сказал он.
— А ты волновался? — спросил Молдинг.
— Кто, я? — усмехнулся в ответ Брим. Но он и в самом деле волновался. Как ни любил он Молдинга, но понимал, что его голубых кровей друг слишком богат и слишком далек от реалий социального протокола Империи, чтобы даже распознать дискриминацию, когда ее видел. Брим за многие годы на Флоте тоже достиг такого положения. Но в начале он был просто способным рулевым из Карескрии — самой отсталой и неразвитой провинции Империи, где единственной статьей экспорта была нищета да еще продукция астероидных шахт. Он отлично знал, каково это — смотреть снаружи на общество, которое, если по-честному, только формально признавало межклассовую интеграцию. Приятно было видеть, что Арам поднялся настолько выше этих мелочей, будто их и нет. Он мысленно послал воздушный поцелуй Наде Труссо, которая с самого начала накрепко поверила в молодого азурнийца.