— Это у тебя должность в правительстве? — поразился Брим.
— Про это только такие босяки, как ты, могут не знать, — ядовито ответил Амхерст. — По праву рождения я — граф Амхерста, — пыхнул он. — После смерти моего горячо любимого отца титул достался мне.
— Понимаю, — сказал Брим. Конечно, Палата Пэров Империи — учреждение, которое пережило свою полезность еще лет с тысячу тому назад. — И теперь ты начнешь кампанию против военных расходов? — спросил он. — В разгар войны?
Амхерст прищурился.
— Мы не в разгаре войны, Брим, — произнес он таким тоном, будто делал выговор мальчишке. — Мы только в ее начале. И есть еще время остановить ужас, начатый такими зверями, как ты. Один из способов — срезать ассигнования на ваши проклятые военные машины.
— У тебя уже есть для этого хороший задел, — мрачно сказал Брим. — Твой КМГС почти остановил выпуск оборонной продукции много лет назад. И эту войну нам с самого начала приходится вести при подавляющем преимуществе противника.
— И я благодарю Вселенную за это, — твердо произнес Амхерст, тщательно поворачиваясь профилем к операторам голокамер. — Если бы давали волю таким, как ты, не было бы ни одного шанса на мир с Императором Трианским и его Лигой.
Брим покачал головой.
— Пувис, — сказал он серьезно. — Если не сейчас, то все равно потом пришлось бы иметь дело с этим ничтожеством, когда он стал бы еще сильнее.
— В отличие от вас, вояк, я действую только мирными средствами, — ответил Амхерст с таким видом, будто бы произнес убийственную реплику.
— Вот тут ты и не прав, и ты это знаешь. Я действую миром ничуть не хуже, чем ты.
Амхерст открыл рот, чтобы возразить, но Брим обрезал его взглядом, полным презрения.
— И даже в лучшем свете, Амхерст, — сказал он, — твой пацифизм — это просто лень лежебоки. И это ты тоже знаешь. Ленивое умение считать желаемое действительным, когда делаешь вид, что тебя защитят стены твоего уютного дома. Но не дать обрушить стены дома — это работа для военных, среди прочих тяжелых работ, на которые мало охотников. Всю историю человечества мы, военные — ползая в грязи, сидя в танке или в звездолете, — защищали пацифистов вроде тебя от последствий ваших близоруких проповедей. Когда злые силы вроде Негрола Трианского и его прихвостней побеждают, пацифистов первых гонят в лагеря смерти. И не говори мне, что ты об этом не слышал. Я тебя уже много лет назад предупреждал.
Под его взглядом бывший сослуживец отступил на шаг.
— Сколько было демонстраций в защиту мира на Тарроте? — напирал на него Брим. — Ноль, вот сколько. Негрол Трианский дебаты насчет мира пресекает в корне. В его Лиге только ему позволено иметь «права». Что бы ни хотели думать его подданные, в директивном порядке виновная сторона — это мы. Но по более объективным меркам самой цивилизации, Пувис Амхерст, это мы — правая сторона, что бы ни блеяли вы, трусы из КМГС, на ваших мерзких митингах и демонстрациях. Не обманывай себя! — сказал он, тыкая пальцем в грудь Амхерста. — Это облачники по-настоящему любят войну. Это они отвергли все мирные шансы, которые мы им давали с самого заключения этого фальшивого Гаракского договора. Не военные Авалона ответственны за эту войну, а сам Негрол Трианский — и заблудшие предатели в нашей Империи, которые его поддерживают.