Мы с Аней начали встречаться. Она нравилась мне, но, похоже, я нравился ей гораздо больше. Больше всего меня поражал в Ане ее типично мужской стиль поведения.
Принимая участие в «мужских разговорах» со школьными товарищами, я приобщался вековому опыту обольщения женского пола.
— Если ты идешь с девушкой по дороге, — говорил один знаток, — и видишь перед собой крышку канализационного люка, — обними ее за талию и скажи: «Осторожно, не споткнись. Там канализационный люк».
— Если ты переходишь с девушкой дорогу, возьми ее за руку, и скажи: «Осторожно, не споткнись о край тротуара», — добавлял другой.
— Если ты сидишь с девушкой в кино, обними ее и положи руку ей на плечо, — советовал третий.
Словно подслушав наши разговоры, Аня, завидев канализационный люк, обнимала меня за талию, говоря:
— Не споткнись, дорогой. Там канализационный люк. При переходе через улицу она заботливо брала меня за руку, напоминая:
— Осторожно. Не споткнись о край тротуара.
Во время киносеансов она неизменно проявляла инициативу, обнимая меня и кладя руку мне на плечо.
Хотя и без всех этих ухищрений я испытывал к Ане довольно сильное влечение, воспоминания о Тане продолжали меня терзать безотчетным чувством вины, и в глубине души я не мог предать ее память, заведя роман с ее лучшей подругой.
Постепенно наши отношения сошли на нет, оставив в моей душе смутное чувство печали, вины и сожаления.
Вот, пожалуй, и все, — закончил я. — Наверное, можно было бы вспомнить еще что-то, но это будет уже позже и не оставит в моей душе такого глубокого следа.
— Для начала этого достаточно, — сказала Лин. — Уже слишком поздно, и, прежде, чем начать перестраивать кирпичики твоей модели мира, нам обоим нужно отдохнуть.
Только сейчас я заметил, что за небольшим окошком времянки уже сгустилась и налилась чернотой ночь без луны и звезд. Воздух был влажным, и ощущение хотя и невидимых в темноте, нависших над крышей нашего убежища туч, смутно ассоциировалось с тревожащим и печальным чувством, навеянным воспоминаниями.
Кореянка мягким, но решительным жестом уложила меня на кровать. Скользнув ко мне под покрывало, она обняла меня, прижавшись всем телом.
— Завтра будет новый день, — шепнула она, — и завтра ты станешь другим. У тебя осталась только одна ночь, чтобы попрощаться со своими старыми воспоминаниями.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я. — Ты собираешься стереть мою память?
— Какой ты любопытный! — усмехнулась Лин. — Твое настороженное отношение к женщинам звучит даже в этом вопросе. Это лишь в ЦРУ лишают людей памяти ради достижения нужных результатов. Спокойные не стирают воспоминания. Они лишь меняют фокус внимания, перестраивая их таким образом, чтобы соответствующий кирпичик модели мира прочно встал на свое место и принял нормальную форму.