— Не суетиться… — бормочу я, подбираясь к мотору и сплевывая кровь. — Главное — не суетиться.
Так всегда говорит мой отец: первое правило в жизни — не суетиться. Торопясь не торопись, иначе ничего не выйдет. Но это только говорить легко, а на самом деле…
На самом деле нужно завести мотор.
Мне никогда не доводилось раньше самостоятельно ходить на моторках. В компаниях — бывало, с отцом и его другом, а также как-то раз с приятелем Веньки. Я никогда не запускал лодочный мотор, но не раз видел, как это делали другие, и мне кажется, что я справлюсь. На лодке Валеры стоит простенькая подвеска «Ветерок-12», и мне кажется, что хлопот с ней не будет. Я открываю краник для подачи бензина, покрепче хватаюсь обеими руками за тросик стартера и дергаю изо всех сил. Мотор молчит, и единственное, что я слышу, легкий шелест, с каким тросик возвращается в прежнее положение. Я повторяю движение, но мотор мертв. Мне в жизни его не завести — я слишком слаб для этого. Я сжимаю зубы и снова дергаю за тросик, но он соскакивает и сдирает мне кожу на ладони, и мне хочется отодрать мотор от лодки и колотить его о ступеньки, пока он не разлетится на куски. Но, к тому же, меня уже отнесло на несколько метров от лестницы.
Мне остается только одно — воспользоваться веслами, как Вита, но это будет гораздо тяжелее — «Казанка» не резинка, и вести ее веслами намного сложнее. Я снова свирепо дергаю за тросик, чуть не вывихивая себе руки, и вдруг мотор чихает один раз, другой, а потом начинает ровно тарахтеть. Я кричу «Ура!», шлепаюсь на банку, хватаюсь за румпель, выпрямляю свернувшийся на сторону мотор, чтобы на радостях не въехать в лестницу, судорожно пытаюсь вспомнить, что делать дальше, проворачиваю рукоятку газа, включаю передний ход, и моторка резко поворачивает и весело мчится вверх по течению — туда, куда мне совершенно не нужно. Ругаясь, я осторожно поворачиваю румпель, и «Казанка» разрезает воду по дуге, окатывая меня брызгами, и летит в противоположную сторону. Я облегченно вздыхаю. Теперь нужно только следить за румпелем, и мне это почти удается — только иногда лодка начинает возмущенно вихляться.
Теплый ветер бьет мне в лицо, размазывая текущую из носа кровь, и вытереть ее нельзя, потому что у меня заняты руки. На некоторое время я, вцепившись в румпель, чувствую себя важной птицей — маленький, а управляю такой лодкой и без всякой посторонней помощи. Но чем больше я удаляюсь от берега, тем чаще на меня волнами начинает накатывать страх, и лодка становится все непослушней. Иногда она слегка подскакивает на воде, и мне кажется, что она вот-вот перевернется, и я окажусь в реке, а хуже этого нет ничего. Подо мной сорок метров, подо мной пропасть, в которой меня могут ждать, и я изо всех сил стараюсь об этом не думать.