— Мы совершаем ужасную вещь, Джонатан.
— Неужели любить ужасно?
— При таких обстоятельствах да.
Я обманываю мужа. Ты обманываешь брата. Конечно же, ты знаешь, что это подло. Я не могу понять, почему тебе не стыдно.
Неужели нет?
— Нет, — холодно ответил он.
— Ты не думаешь, что мы поступаем дурно?
— Будет плохо, если нас раскроют. — Он улыбнулся. — Ты удивлена. Послушай, Клодина, вот как я это представляю. — Он поднял камень и бросил его в реку. — Грех… безнравственность ранят других. Если же никто не страдает от того, что делают другие, то никто и не поступает дурно.
— Но мы-то знаем, что мы делаем…
— Конечно, знаем… и я никогда не забуду. Я постоянно вспоминаю тебя… нас в той комнате. Я никогда это не забуду. Я не раскаиваюсь… пока Дэвид не знает ничего, какие страдания мы причиняем ему?
— Ты аморален… и безнравственен.
— Может быть, ты права. Мы были счастливы, ты и я. А счастье — это редкий и прекрасный подарок. Разве это грех — взять то, что тебе предлагают?
— Но это нарушение брачных обязательств и предательство по отношению к брату.
— Я повторяю, что, если никто не страдает, нет нужды раскаиваться. Твоя беда, Клодина, в том, что ты была воспитана почитать обычаи. Ты веришь, что они нерушимы. Есть правда и ложь, и нарушение обычаев вызывает гнев Божий… или, в конце концов, гнев твоих родственников. Вот простой пример: никого не обижай, доставляй людям радость. Это очень хорошие заповеди.
— Неужели ты не видишь, как жестоко мы поступаем, ты и я, по отношению к Дэвиду?
— Он будет страдать, только если узнает. Если же не узнает, то чего и страдать? Могу тебе сказать, что редко видел Дэвида таким счастливым, как сейчас.
— Ты не хочешь понять мои доводы.
— Это твои доводы, Клодина. А я пытаюсь заставить тебя понять мои.
Твои подобраны так, чтобы оправдать тебя.
— Наверное, твои тоже.
— Есть еще кое-что, — продолжала я, — что я должна сказать тебе.
Кто-то знает о наших отношениях.
— Что?
Кто?
— Я не знаю. Ты смеялся над голосами, которые я слышала. Они не были выдумкой. Жанна обнаружила что-то вроде переговорной трубы, которая ведет из той комнаты в кухню. Итак, кто-то был в кухне Эндерби, когда мы были там. Я слышала голос этого человека.
— Это правда?
— Да. Это тебя удивило, не так ли? Видишь, если кто-то знает, то твои теории можно оставить в стороне. Если этот кто-то расскажет о нас Дэвиду, что тогда?
— Кто это может быть? — спросил он.
— Я не знаю. Подозреваю, что миссис Трент.
— Эта вредная старуха!
— Она ничего не сказала мне, но пыталась шантажировать… нет, не то слово… предлагала мне помочь Эви с Гарри Фаррингдоном. Она сказала, что ее сын Ричард был сыном Дикона.