Шарло и Луи-Шарль вернулись не сразу. Я догадалась, что они говорили с вновь прибывшими. Они присоединились к обществу много позднее, когда все уже танцевали в холле.
Я танцевала с Джонатаном, и это меня возбуждало, а потом с Дэвидом, и это было приятно, хотя ни тот ни другой не были ловкими танцорами. Мой брат Шарло умел танцевать гораздо лучше. Во Франции таким вещам уделяют гораздо больше внимания.
Я отвела в сторону Шарло и стала расспрашивать его о посетителях.
Он сказал:
— Они в самом плачевном состоянии и не в силах общаться со всеми этими людьми.
Поэтому матушка проводила их в верхние покои, велела затопить камины в спальнях и положить в постели грелки. Им принесли туда ужин, и, как только комнаты были готовы, они легли спать.
— Кто они?
— Мсье и мадам Лебрены, их сын, его жена и дочка сына.
— Целая компания.
— Я наслушался от них таких вещей, что волосы становятся дыбом. Они едва ускользнули. Ты помнишь их?
— Смутно.
— Они владели большим имением неподалеку от Амьена, но некоторое время тому назад покинули свой замок и жили тихо и уединенно в глухой деревушке у своей старой служанки. Но их обнаружили, и им пришлось спасаться бегством. Кто-то им помог скрыться.
Еще бывают достойные люди!
Бедный Шарло! Как глубоко он был взволнован!
Вечер закончился, и гости разъехались по домам, за исключением тех, кто остался ночевать. Я легла в постель, слишком усталая, чтобы заснуть. Не проходило возбуждение от вечера, который удался на славу. Все сошло гладко, так, как планировала мать, за исключением неожиданного прибытия Лебренов. И даже это дело было улажено с величайшей осмотрительностью.
Я подошла к поворотному пункту моей жизни. Теперь на меня будут давить, чтобы я приняла решение. Дэвид… или Джонатан? Перед каким необычайным для девушки выбором я поставлена! Мне не давала покоя мысль о том, насколько сильно каждый из них меня любит. Любят ли они меня такой, какая я есть, или потому, что этого от них ожидали; потому, что семья надеялась на такой исход? У меня возникло подозрение, что ими ловко манипулировали, затягивая в эту ситуацию.
Нет сомнений, что Джонатан жаждал моей близости. Но он мог испытывать те же чувства к молочнице или любой из служанок. Только из-за того, что мое положение обязывало, он готов был вступить со мной в брак.
А Дэвид? Нет, чувство Дэвида было прочным. Оно относилось только ко мне одной, и когда он сделал мне предложение, то делал его во имя истинной любви.
Дэвид… Джонатан! Если я хочу поступить мудро, то это — Дэвид; и все же что-то мне подсказывало, что я всегда буду страстно мечтать о Джонатане…