У Олега мысли сейчас о другом, но он понимает, что Десницыну нужен собеседник на все еще волнующую его тему о религии, и он спрашивает:
— Это, стало быть, что-то вроде собирательного образа критически мыслящего католика?
— Вернее, католика, критически относящегося к католической церкви и заинтересованного в ее обновлении, — уточняет Десницын.
— А этому «четвертому человеку» предшествовал, наверное, «первый человек»?
— «Первый человек» — христианин был вполне удовлетворен всеми догмами церковного учения и не обращал внимания на многочисленные несуразности. Но он пережиток прошлого. «Второй человек» появился в католической церкви, уже пораженной коррозией, значительно позже. Однако он еще надеялся, что она сможет приспособить свои учения к духовным и иным потребностям нового времени. «Третий человек» уже ничего не ждал от церкви и ни на что не надеялся.
— А «четвертый человек», наверное, уже бунтует?
— Да, «четвертый» бунтует, но он, как пишет ксендз Давези, все еще остается в церкви, чтобы совершить в ней революцию, так как в ее нынешнем виде она представляется ему до такой степени прогнившим институтом, что самое лучшее, что можно ей пожелать, это смерть.
— Ого, как решительно настроен этот «четвертый человек»! — невольно восклицает Олег.
— И не только в адрес церкви, но и в адрес самого наместника святого Петра — папы Павла Шестого. «Четвертый человек» недоволен его единовластием. Он домогается коллегиальной организации высшей власти в церкви и отказа папы от внешней пышности. Дело доходит даже до неуважительного обращения на «ты» в письмах к «наместнику бога на земле» и забрасыванию камнями его автомашины, как это случилось, например, в Сардинии… Но вот мы и приехали!
— Сейчас направо, — говорит Десницын шоферу, — и, пожалуйста, помедленнее. Видите тот дом на углу? — поворачивается он к Олегу. — Два освещенных окна на втором этаже — это в квартире Грачевых. Я думаю, нам надо проехать немного подальше и там остановиться.
Они так и делают. Потом переходят на другую сторону улицы и внимательно всматриваются в окна Грачевых. Но сквозь их плотно задернутые занавески ничего не могут рассмотреть. А когда проходят мимо фонаря, Олег смотрит на свои часы — уже одиннадцать.
— Пожалуй, Анатолий еще там, — говорит он Десницыну. — Грачеву ведь рано на работу, и он давно бы лег спать, если бы у них никого не было. А Анатолию пора бы уже домой.
— Давайте походим еще немножко, может быть, он скоро выйдет…
Но в это время открывается дверь одного из подъездов дома, в котором живут Грачевы, и на улице появляется Анатолий. Олег тотчас же узнает его по высокому росту и широким плечам. А рядом с ним еще кто-то, коренастый и сутуловатый.