– Идем в ванную.
– Если здесь и есть какие-то прослушивающие штуки, то нас уже давно рассекретили.
– Идем в ванную, мне так спокойнее!
О, Господи, ну если спокойнее…
Присев на весело журчащий унитаз, я позвонила Шведову на мобильный.
– Да, Сена.
– Привет, Саш. Слушай, скажи, пожалуйста, ты сам Милу в гробу видал?
– …Чего?
– Ну, ты видел ее мертвой? – рассердилась я на непонятливость Шведова.
– Разумеется. Когда я ее нашел, я позвонил в скорую, очень быстро приехала бригада, ее увезли, и вскоре сообщили, что ничего уже нельзя поделать.
– А мертвой, в гробу ты ее видал?
– Ну, конечно, я же ее хоронил.
– То есть, ты видел, как закрыли крышку и закопали ее в землю?
– Сена, в чем дело, а? Что такое?
– Ничего… – я задумчиво нажала на отбой. – Тай, а может это какая-нибудь сестра Милы?
– Это она. У Милы Розовской немного искривленный передний зуб, ее из-за этого недостатка не взяли в какую-то английскую комедию, она отказалась исправлять этот зуб. Об этом все газеты писали.
– Хм-м-м…
Вот ведь какие, наверное, захватывающие репортажи были о кривом зубе Милы, без валокордина и не прочтешь.
– Это она, Мила Розовская собственной персоной.
– Тогда я ничего не понимаю. Шведов уверяет, что закопал ее собственноручно.
– Странно… – Тайка задумчиво изучала кафельную стену. – Эх, сейчас бы коньячка рюмочку или винишка бокальчик, чтобы в мозг поступили проблески идей, а то я ничего не понимаю. Я просто тупо ничего не понимаю.
– Слушай, – меня и без коньячка осенило, – помнишь дядьку такого, Шекспиром звался?
– Ну?
– Помнишь чем «Ромео и Джульетта» заканчивалось?
– Все умерли, а что?
– А помнишь, как они умерли?
– Отравились и застрелились, нет, застрелились – потом отравились…
– Тая, – тяжело вздохнула я, – тебе нельзя смотреть современное кино. Они отравились и закололись кинжалом. Брат Лоренцо дал Джульетте снадобье, от которого она впала в летаргический сон – типа умерла, а потом ожила на свою голову…
– Сена, ты гений!
На радостях она меня чуть с головой в унитаз не затолкала. Отбившись от объятий подруги, я призадумалась.
– Тай, у тебя есть знакомый врач?
– Есть один, мы с ним вроде дружим.
– Надо же, а я думала, что бескорыстно дружить можно только с патологоанатомом.
– Дура ты, Сена.
Надо же, а только что гением была.
Тая долго и мучительно вспоминала номер бескорыстного врача, но так и не вспомнила.
– Слушай, – опять осенило меня, нет, сегодня явно мой вечер, – эти два кекса, с которыми мы в «Космосе» пили шампанское, они, кажется, хирург и анастезиолог?
– Сена, ты гений!
Ох, ну слава Богу, все вернулось на свои места.