— Солдаты! За пятнадцать дней вы одержали шесть побед, взяли двадцать одно знамя, пятьдесят пять орудий и несколько крепостей. Вы завоевали богатейшую часть Пьемонта. Лишенные всего, вы все наверстали: выигрывали сражения без пушек, переходили реки без мостов, делали форсированные марши без сапог, стояли на бивуаках без водки и часто без хлеба. Только республиканские фаланги, только солдаты свободы способны были терпеть то, что терпели вы. Благодарю вас, солдаты!.. Но вы еще ничего не сделали по сравнению с тем, что вам предстоит сделать!
Это был уже не сброд. Это была лучшая армия мира. Только маленькая. И здесь совершенно необходимо сказать пару слов о том духе, что царил в наполеоновских частях. В отличие от феодальных армий прочих стран Европы, где практиковались телесные наказания, французская армия не была разделена на черную кость и белую. Здесь офицеры не видели в солдатах бессловесную скотину и не наказывали их шомполами, как крепостных рабов. Во французской армии воевали свободные граждане. Может быть, поэтому они все время и хохотали.
На марше, на привалах, после боя всегда можно было слышать шутки, подколки, подначки и здоровый молодецкий гогот.
Наполеон отметил эту необыкновенную веселость и в донесениях Директории писал о своей армии: «Ничто не может сравниться с их храбростью, кроме веселости».
Стендаль вспоминал: «Только беззаветная храбрость и веселость армии равнялась бедности ее. Люди смеялись и пели весь день». И он же писал: «Вместе с оборванными бедняками-французами в Ломбардию хлынула такая могучая волна счастья и радости, что только священники да кое-кто из дворян заметили тяжесть шестимиллионной контрибуции… Ведь эти французские солдаты с утра до вечера смеялись и пели, все были моложе 25 лет, а их главнокомандующему недавно исполнилось 27…»
Эта необузданная веселость — следствие молодости, солнца и свободы. Наполеона всегда в избытке окружали молодые люди, кипящие энергией. И не только в деле военном. Некий Моле, например, при Наполеоне в 29 лет стал членом Госсовета и министром путей сообщения. Потом, через многие-многие годы, эти люди часто вспоминали острые ощущения молодости, душевного подъема, великой силы и предчувствия грандиозных побед. Вот как постаревший Клод-Франсуа де Меневаль в своих мемуарах описывал день, когда Наполеон впервые пригласил его поработать своим личным секретарем, что было равносильно приглашению войти в историю, практически в вечность: «Я вернулся в квартиру, которую занимал, и находился в страшно возбужденном состоянии, мне было не до сна. Я стоял, мечтая лишь о покое ночи, чтобы в уме воспроизвести все, что случилось со мной в этот день. Мне было тогда 24 года».