— Та самая? — спросил, поняв, какую именно игрушку принес его племянник.
Тот улыбнулся.
— Вы ее узнали?
— Ты привез ее с собой в Турцию? — в голосе Юсефа Аббаса впервые послышались какие-то теплые нотки.
— Да. Она всегда была со мной. Я помнил, что вы ее мне подарили, — решил добавить чуточку импровизации Кемаль, — это была моя любимая игрушка.
Дядя еще целых полминуты, разглядывал медвежонка и затем вернул его племяннику.
— Как странно, — сказал он, — я думал, что ты давно уже ее потерял.
Кемаль снова улыбнулся.
Теперь дядя смотрел на него.
— Ты хорошо говоришь по-английски, — сказал он уже на турецком, — у тебя правильное произношение. Значит, не забыл, это очень хорошо.
— Некоторые слова я вспоминаю с трудом, — признался Кемаль.
— Слушай, Кемаль, — сказал он, — тебе нравится здесь в Турции, в Измире?
— Очень нравится, — поспешил сказать Кемаль. Он знал, что нельзя форсировать события.
— Это хорошо. Здесь наша Родина, наши корни. Но ты бы не хотел навестить меня в Америке? Намик хочет летом приехать ко мне, ты бы мог прилететь вместе с ним.
— Если он меня возьмет, — неуверенно произнес Кемаль.
— Возьмет, — властно сказал Юсеф. — Давай вернемся в дом. — Он повернулся, собираясь идти в дом, когда вдруг посмотрел на Кемаля и попросил. — Отдай мне эту игрушку, Кемаль.
— Игрушку? — удивился Кемаль. — Зачем он вам, дядя?
— Будем считать, что это мой каприз. Я верну ее тебе сразу, как только ты приедешь в Америку. Не беспокойся, с ней ничего не случится.
— Берите, — протянул он игрушку, не понимая почему Юсеф Аббас стал вдруг таким сентиментальным.
Дядя, забрав игрушку, поспешил в дом.
Следующие три дня они были вместе. Ездили то морю, обедали в ресторанах, гуляли по бульвару Измира. Дядя много и долго расспрашивал Кемаля с его взглядах на современную Америку, о его жизни в Болгарии, о матери, об учебе в институте. Он обращал внимание на ошибки племянника, терпеливо поправляя его, если тот сбивался и не совсем правильно говорил некоторые слова по-английски. И всегда сохранял при этом обычно спокойный, деловой тон ничем не высказывая своих эмоций. Словно сам Кемаль волновал его меньше всего.
Юсеф не был никогда в Болгарии. К тому времени, когда овдовевшая семья его брата переехала в Болгарию, он остался в Америке, а между Болгарией, с одной стороны, и Турцией с Америкой — с другой, опустился железный занавес и не только поездки, но даже телефонные разговоры стали практически невозможными. И потому Кемаль мог спокойно беседовать со своим «дядей», не опасаясь проговориться или ошибиться в малозначительных деталях. Его болгарская легенда была сработана на совесть.