– Я больше не слепой! – в восторге повторял он.
– Конечно, нет, – вторила за ним Мэри, обнимая и целуя его. – Ты не слепой. Ты им никогда и не был. Просто ты очень переживал из-за своей новой книги.
Рэндел отделался от нее и уселся за стол, уставившись на лежащую перед ним стопку бумаги. Он автоматически выпил кофе, даже не заметив этого. Он читал свой новый роман.
– «Хозяин»? Я ничего не помню, – бормотал он. – Я вообще ничего не помню. Я не писал его.
– Мне кажется, он у тебя отлично получился. Это лучшее, что ты написал.
Мэри пошла на кухню, чтобы чем-то себя занять. Она волновалась, поверит ли Рэндел на этот раз, что он написал книгу, ведь сейчас его не лечили шоковой терапией.
Мэри заметила, что Рэндел взял карандаш и стал что-то небрежно писать на рукописи. Она попыталась читать журнал, пока Рэндел листал страницу за страницей. Постепенно она стала успокаиваться: конечно же, он поверит, что это – его новый роман. Ему просто невыносима мысль, что это не его роман. Он был таким слепым всегда, верил, что написал и первую, и вторую, и все последующие книги.
Он может порвать эту рукопись, как уже не однажды бывало. Тогда у нее в запасе останется второй экземпляр, потому что она печатала под копирку, да еще исправленная рукопись в ее дневнике. Мэри похвалила себя за предусмотрительность.
Рэндел закурил было трубку, но тут же забыл про нее, табак весь выгорел, и трубка остыла.
Наконец Мэри встала и пожелала ему спокойной ночи. Рэндел вскочил на ноги, крепко обнял и поцеловал, называя ее самой прекрасной женщиной на земле. Как смог бы он написать хоть одну книгу, если б у него не было такой чудесной жены, которая пишет под диктовку и печатает на пишущей машинке.
– Ведь это великолепно… – повторял Рэндел. – Это просто чудо!
Его глаза смотрели мимо ее лица и постоянно возвращались к столу, на котором лежал его новый роман, в золотом сиянии лампы.
Мэри залезла под одеяло и решила немного вздремнуть. Она все равно не смогла бы уснуть, потому что Рэндел в любую минуту мог выскочить на улицу, сделать пожар или разбить стекло.
До нее доносился шелест страниц и его бормотание, когда он разговаривал сам с собой или читал вслух. Иногда он смеялся. Он говорил: «Хм. Да». Ей становилось не по себе. Она знала, что в глубине его большого мозга, от которого он так страдал, существует холодный и объективный критик. Она съежилась под одеялом в темной спальне.
Любовные сцены в ее романе были неожиданны, чувственны и выразительны. Далеко за полночь Рэндел закончил читать. Мэри проснулась оттого, что почувствовала тяжесть навалившегося на нее тела и поцелуи Рэндела. Он попытался одновременно раздеваться и целовать ее. На узкой кровати Мэри было нелегко совершить эти действия, но вскоре его рубашка, брюки, трусы и ее ночная сорочка валялись на полу, и их губы слились в долгом поцелуе.