– Изо рта будет пахнуть. – Поймав растерянный Верин взгляд, я вмешиваюсь в педагогический процесс. – Девочкам, между прочим, это не нравится.
– Так бы сразу и объяснили, – бурчит Мишка. – А то болтаете разные глупости…
Уже укладываясь спать, Мишка подставляет пухлую щеку для поцелуя и снова огорошивает меня тихим шепотом:
– А дети умирают?
Я вздрагиваю, словно некто невидимый полоснул меня плетью по оголившимся нервам.
Похороненные было в памяти жуткие видения вдруг воскресают в мозгу с неожиданной четкостью…
– Ты не умрешь, – укутываю его в пуховый кокон одеяла. – Здесь никто не собирается умирать. Обещаю: мы все вместе будем жить долго и счастливо…
В эту ночь мы занимаемся любовью, словно в первый или последний раз: безумно, жадно, неистово. Кощунство ли это или же, напротив, яростное утверждение торжества нелегкого, порой несправедливого, иногда – невыносимого, но все же бесконечно сладостного бытия над зияющей пустотой или, быть может, черной дырой, а возможно, светящимся тоннелем… Кто знает? Я – нет…
Вскоре Вера засыпает, обессиленная, доверчиво уткнувшись носиком в мое плечо… А я лежу, тупо созерцая театр теней на оконном занавесе. И мне кажется, что постепенно размытые отражения голых тополей приобретают волнистые очертания лысоватых сопок…
Вдруг скрипнула дверь. Я, вздрогнув, прирастаю к кровати, и передо мной молчаливой чередой проходят, исчезая за окном, Костик и Сайд, Василий и Гарик и Денис… Их лица странно торжественны, но я не могу разглядеть выражения их глаз… Замыкает шествие темноглазый Малик. Я хочу спросить, как он туда попал, хочу их окликнуть, но язык прилип к небу и губы не разомкнуть, словно в них накачали свинец… Он оборачивается ко мне и, улыбнувшись, делает рукой неопределенный жест: то ли прощания, то ли приглашения…
Вера, засопев, переворачивается на другой бок. Я вскакиваю, отряхиваясь от мимолетного дремотного видения. Сквозь несомкнутые занавески в комнату на кривеньких паучьих лучиках-ножках медленно вползает рассвет.
Витрина ювелирного магазина сверкает, как золотозубая улыбка татарина. Поверх умопомрачительных часов, колье и прочих атрибутов роскоши переливается старательно выведенное: «sale». Пониже, помельче, но не менее красиво и жизнерадостно: «Распродажа. Цены снижены на пятьдесят процентов».
Я переступаю порог под мелодичный звон, похожий на перелив новогодних колокольчиков, и попадаю в другой мир. Чистый, яркий, ослепляющий. Девушка, точно сошедшая с обложки, улыбается мне так, словно весь этот сверкающий мир создан только для меня.