– Господи, еще один…
Наконец лязгает засов, и в образовавшейся узкой щели я вижу половину мертвенно-бледного лица и холодный блеск отточенного топора.
– Гарик, – говорю я, – ты что, сдурел?
Железное острие медленно движется вверх, притормозив на уровне моего носа, и я с ужасом понимаю, что недалек от истины.
– Это ты, Костыль? – звучит по ту сторону двери сдавленный хрип, точно я стою на пороге склепа.
– Нет, – рычу я, – Хаттаб. Открой же чертову дверь, мать твою!
Он снимает цепочку, я проскальзываю внутрь, и Гарик тотчас торопливо щелкает замками. Топор, рукоятью вверх, точно безмолвный надзиратель, стоит рядом. А я смотрю и не могу, не хочу верить, что этот худющий, неопределенного возраста человек с трясущимися желтовато-серыми руками, бескровным лицом и глазами, подернутыми тяжелой, мутной, как горный туман, серой пеленой, и есть Игорь Шмелев, мой ровесник и фронтовой товарищ, для которого война закончилась уже с полгода.
– Гарик… – Я не слышу собственного голоса.
– Зачем пришел? Я никого не звал. Я хочу все забыть. Словно ничего не было. Ничего… – Он говорит, глядя в пол, быстро, точно заучил несколько фраз и боялся ошибиться. – Тебе здесь нечего делать. Убирайся…
Он подталкивает меня к закрытой двери. Потом, спохватившись, пытается отстегнуть цепочку, но тощие руки трясутся, и у него ничего не выходит. Я хочу помочь, но внезапно он прерывает свое занятие, в глазах появляется лихорадочный блеск.
– Слушай, – горячо шепчет Гарик, сфокусировав, наконец, на мне блуждающий взгляд. – Одолжи мне денег… Сколько можешь. Я верну, честное слово… Устроюсь на работу и отдам… Ты где работаешь?
– В охране, – мямлю я, совершенно сбитый с толку, не успевая проследить за обрывочным ходом его мыслей.
– А оружие тебе дают?
– Да, «Макарова»…
– Это хорошо… – Его левая щека задергалась так, что зашевелилось ухо. Но выглядит это не смешно, – страшно.
– Хорошо, – повторяет Гарик. – Человек без оружия – ничто. Я тоже хочу купить что-нибудь. Чтобы защищаться от них… – Он неопределенно вертит головой. – Но у меня нет денег. Одолжи мне по-товарищески… Я отдам, честное слово… – Он вдруг хватает меня за локоть так же, как час назад его мать.
Я осторожно беру его за плечи, острыми костяшками пробуравившие мои ладони.
– Гарик, скажи правду: ты принимаешь наркотики?
Его взгляд вмиг становится диким. Гарик отшатывается, вырываясь, вопит, брызгая слюной:
– Не твое дело! Пошел в задницу! Ты такой же, как все. Как моя мать! Тоже пришел упечь меня в психушку! Убирайся, или я тебе башку раскрою!
Я не успеваю глазом моргнуть, как он хватает топор, начинает размахивать им перед моим носом. Признаться, мне стало здорово не по себе. Что происходит сейчас в его одурманенном мозгу? И еще в моей голове проносится, как глупо, пройдя войну, погибнуть от руки спятившего фронтового товарища.