— Вы ненормальный, — убежденно произнес Климатов.
— Нет, просто хочу остаться на своей работе. Ведь ты говорил, что у меня будут крупные неприятности. Вот я и хочу сделать так, чтобы их не было. А чего тебе непонятно? Нет человека — нет проблемы, говорил наш покойный и любимый вождь товарищ Сталин. Не будет тебя — не будет никакой проблемы. Это ты, надеюсь, понимаешь? Женя, вези нас в районную прокуратуру.
— В какую?
— Какой район нам ближе?
— Киевский, я там работал следователем.
— Давай тогда в Киевский. Там мы этого субчика и допросим. Пусть попробует утаить информацию.
— Ребята, — Климатов начал понимать положение следователей, — не нужно меня туда везти.
— Это ты нам в прокуратуре расскажешь, — угрюмо произнес Комаров, уже не поворачиваясь.
— Товарищ следователь, — обратился к Пахомову майор Климатов, — вы же работник прокуратуры. Вы допустите такое беззаконие?
— Слушай, гусь, — обернулся к нему Комаров, — я тебя лично пристрелю. Посмотри мне в глаза, и ты увидишь свой последний час жизни. Ты ведь так грозился нам в квартире, чего сейчас в штаны наложил? Ничего, умрешь героем.
Но Климатов не хотел умирать героем. Машина повернула в другую сторону, и он занервничал.
— Вы все какие-то полоумные, одержимые. Я ничего не знаю. Куда вы меня везете? Я был прикомандирован к этой группе, просто сидел на телефоне.
— Где Пеньков?
— Не знаю. Не я дежурил в тот день.
— Но ты знаешь, где Пеньков. Серминов звонил по вашему телефону.
— По нашему. Туда поехала группа сотрудников.
— И что они с ним сделали?
— Я не знаю.
— Что? — крикнул Комаров. — Что они сделали?
— Я не знаю.
— В последний раз спрашиваю, что они с ним сделали?
— Это была профилактическая беседа. Ему хотели объяснить, что не нужно рассказывать о поездке Анисова.
— Поездке куда?
— Ну, в общем последней поездки.
— На Фрунзенскую набережную? — быстро уточнил Пахомов.
— Да, — тихо ответил Климатов.
— Что сделали с Пеньковым? — спросил уже сам Павел Алексеевич.
— Он… Погиб, — сумел наконец сказать майор.
— Каким образом?
— При попытке к бегству, — Климатов вдруг понял двусмысленность своего ответа и растерянно оглянулся по сторонам. Перцов еще сильнее надавил ему в бок локтем.
— Сукины дети, — не выдержал Чижов.
— Стопроцентная нераскрываемость, — мрачно напомнил Пахомов, — мы — единственная страна в мире, где стопроцентная нераскрываемость заказных убийств. Теперь понимаешь, Валентин, как это бывает?
— Всегда есть заинтересованные лица, — кивнул Комаров, снова оборачиваясь к ним, — это просто как закон.
Чижов, упрямо сжимая губы, показал на здание впереди.