Строго говоря, это было здание бывшего КГБ, построенного в начале восьмидесятых и полностью готового к плодотворной работе на «благо общества». Это было одно из самых красивых и самых монументальных строений города, сооруженных за последние полвека. Конечно, если не считать различных дворцов и административных зданий, воздвигнутых для партийных чиновников. Но это было святое. Партия была выше КГБ, и наследники Дзержинского это хорошо понимали.
Казалось, столь монументальному зданию, сооружаемому на долгие годы, со своей автономной тюрьмой, столовой, всеми необходимым службами суждена долгая жизнь. Но грянула перестройка. Из символа несокрушимости режима оно превратилось в символ позора и разочарования. В него все-таки переселилась местная служба безопасности, но подобающего лоска и величия в здании уже не было. Оно стало просто административным зданием службы безопасности.
Но зато остались «кадры». Проверенные люди, которые всегда были при деле. При всех режимах и при всех властях. Там, наверху, менялись первые секретари, свергали президентов, убирали премьер-министров. А здесь был свой, четко отлаженный и хорошо функционирующий механизм тюремного порядка. Надзиратели знали, кому и сколько. Заключенные, в свою очередь, тоже неплохо знали — кому и сколько. Все были довольны, и жизнь внизу, в тюремном изоляторе протекала куда более спокойно, чем жизнь наверху.
Даже проверки, которые случались примерно раз в год с приходом каждого нового начальника службы безопасности, не очень беспокоили старых надзирателей и служащих тюрьмы. Они знали диалектику жизни лучше суетившихся наверху людей. Через год важного начальника службы безопасности с позором снимали, а его место занимал новый. Некоторых даже отпускали вниз, как раз туда, куда они обычно ходили на проверку. Все было естественно. Забиравшийся выше всех обычно и падал сильнее всех.
В камере рядом с Пападопулосом-Ионидисом сидели еще двое. Заместитель министра обороны, принимавший участие в одном из очередных переворотов, столь часто случавшихся в последние годы в Баку. И крупный промышленник, поддержавший своими деньгами уже другой переворот и тоже оказавшийся в этой камере. Вместе с греком они составляли довольно сплоченную компанию, и Пападопулосу не приходилось жаловаться на плохое питание или невнимание надзирателей. Питание осужденным привозили только из дому, а сигареты и шоколад у них никогда не переводились. Пападопулос с удовольствием пользовался дарами своих сокамерников. Причем пользовался не даром.
Изготовив по известной ему технологии из рубашки неплохие карты, он научил играть своих соседей по камере во все игры, принятые на Далеком Западе. И соответственно выигрывал у них крупные суммы денег, которые, в свою очередь, приносили для обоих заключенных сами надзиратели, оставляя себе проценты за услуги. Все было четко расписано, и за полученные деньги можно было купить все, что угодно.