Все диктаторы делятся на два основных типа: первые приближают к себе друзей детства, однокашников и однополчан, другие не успокаиваются, пока все прежние друзья не окажутся в надежной изоляции. Ко второму типу относился и наш Лулла. Таких меньше почитают, порой даже клевещут на их гигиенические наклонности, но зато такие дольше живут.
Вот почему диктатор хладнокровно принимал непременных в будние дни посетителей и работал с документами в воде, наполнявшей ванну, впрочем, теперь простую, а не философскую. На естественнонаучные штудии недостает времени обычно даже у самых просвещенных владык, приходится оправдывать и даже некоторым образом отрабатывать байки о том, что у тебя голова недостаточно интеллектуальной формы.
– Просится недавно получивший гражданство, – доложил верный раб, допущенный к ванне. Он был перекуплен за немалое количество балтского янтаря у армии македонян, но македонцем не был, понятное дело, – эти бродяги тащили за собой военнопленных с доброй половины известного на данный исторический момент мира.
Никто не спрашивал, из каких глубин великой Азии вынырнул сей ойкумен, узкий и гибкий, будто стебель пелопонесского плюща, сходство с коим усиливал и необычайный, зеленоватый цвет кожи. Его так и кликали – Плющ, за глаза – Узкоглазый Плющ, но делали это осторожно. Будучи допущен не только к ванне, но и к телу, отмокающему в ней, этот бесправный пес, за убийство которого не осудил бы ни один ареопаг, обладал некоей закулисной ядовитостью. Во всяком случае, одно его присутствие обессмысливало всякие домыслы о дюжине девственниц в шелковых петлях.
– Это Фагорий, что ли? – наморщил лоб Лулла и переплыл из одного угла ванны в другой, что убедительно доказывает: понятие ванны на протяжении исторического развития человечества непрестанно прогрессирует, вплоть до форматов малогабаритных квартир и джакузи. – Дотации на изыскания?
– Не знаю, они мне не докладывают, – с развязностью, свойственной любовникам, отвечал Плющ. – Так что, не звать, что ли?
– Кто там еще на очереди?
– Пара каменщиков, – развел руками Плющ, – больше никого из плебса найти не удалось. Не хотят идти, и все.
– Обидчивые все стали, – пробормотал диктатор, покосившись на расписанный золотом и киноварью косяк небольшого чулана в темном углу, куда велел перетащить из приемного зала орудия пытки, которые долго любовно собирали и расставляли здесь его предшественники, – ну, хорошо, подержи их, чтобы рвоту соблюсти, и пусть катятся. Еще?
– Художник Варнатий, он расписывает вазы…
– Портрет рисовать, – вздохнул Лулла.