Цирк заволновался, особенно оппозиционная трибуна, та, что мягким полуконусом уходила вниз, образуя нижний обвод чаши.
– Хоз-да-зат! – хором кричали Сессий и Моккий, перебегая от одного парапета к другому. – Хоз-да-зат! Мы с то-бой!
Внутринний Делл в правительственной ложе рассеянно приподнял голову, поглядел на горлопанов и снова погрузился в раздумья.
Лев прыгнул. Без особой охоты и не очень-то быстро, но все-таки прыгнул. Голова сектанта скрылась в львиной пасти, но в ту же секунду жертва провернулась, словно лампочка в патроне, и, вцепившись одной рукой в горло животного, другой, вооруженной отросшими, словно у Фредди Крюгера, ногтями, принялась полосовать представителю кошачьих морду. Лев зажмурился, сразу стало понятно, откуда у него царапины и чего он боится больше всего: потери зрения. Напрасно, однако ж.
Улучив момент неплотного сжатия зубов, неустрашимый Хоздазат просунул руку куда-то далеко, под брюхо животного, цирк огласил короткий рев, после чего лев с отвращением выплюнул голову диссидента и нетвердой походкой побрел к своим. «Господи, когда же я сдохну?» – казалось, говорила его морда.
– Нечестно, – огорчилась Айшат.
– Видал, зверь!? – затараторил крикливый, слегка уже охрипший субъект. Он размахивал над головой оторванным рукавом, чем-то напоминая спортивный геликоптер. – Это вот секта такая, ранние христиане. Я с одним говорил. Я ему: если вы «ранние», то какие ж будут «поздние»? А он молчит. Я ему: ну чего, чего ты голову себе дурью забиваешь? А он молчит. Я ему: ну чего ты рыбу-то на стене нарисовал?… Ну, слово за слово, ткнул я его копьем и пошел себе…
– Я знавал одного сектанта, – неожиданно вмешался в разговор Андрей, – который называл себя свидетелем, хотя не видел пальцев вытянутой перед собой руки.
– Хоз-да-зат! Мо-ло-дец! Хоз-да-зат! Чем-пи-он! – гремела оппозиционная трибуна.
Зеленая трибуна, болевшая за льва, полезла в принесенные с собой котомки за селитрой и соломой – поджигать.
– Уж не для меня ли ты занял место, достопочтенный гражданин?
Никто и не заметил, как сквозь азартно болеющую толпу протиснулся субъект в безукоризненной хламиде и с большим носом, сопровождаемый короткоостриженным отроком. Феодор.
– А для кого же еще! – с готовностью вскочил на ноги чесночный.
Его тут же оттеснил крикливый. Собственно, для того они и посещали цирк, зрелища – это, скорее, хобби. Настоящий доход – от припоздавших патрициев. Феодор разрешил спор при помощи пяти-шести серебряных монет, после чего парочка отбыла восвояси.
– Моего ординарца представлять нет нужды, – Улыбнулся торговец-политик, – почтение твоему дядюшке… – он склонился в полупоклоне к Святославу Хромину, а сам цепкими внимательными глазами присматривался к собеседнику, – и твоей очаровательной сестре, если я не ошибаюсь.