Мне, по счастию, достало мужества и безрассудства нашарить дверную ручку и запереть за собой дверь. Я предполагал, что это – одно из правил новой, неизвестной игры. И, вероятно, угадал.
Последний из сделанных на ощупь шагов оказался почти мучительным, словно я не просто шел, а по-змеиному вылезал из старой, сухой, шелушащейся кожи. С чем я в тот миг расставался? С собственной жизнью, с прежней судьбой, с прошлым, которого у меня не было, с будущим, которого никогда уж не случится? С собою? Но кто, в таком случае, обнаружил, что жив? Кто ощутил ласковое прикосновение ветра к своим волосам? Кто запретил себе плакать от счастья и страха, справедливо рассудив, что истерика – одно из немногих малоприятных, хлопотных дел, которые позволительно и даже желательно откладывать на неопределенное «потом»? Если не я, то кто же?
Для начала я принюхался. Воздух пахнет дымом костра, свежевскопанной землей, древесным соком и речной водой. Гляди-ка, четыре из пяти элементов древней китайской схемы мироздания угодили в этот дивный коктейль! Только металла не хватает… Впрочем, кажется, есть и металл; его невозможно унюхать, но легко услышать: тихий лязг, нежный скрип, деликатный скрежет. Что это может быть? Сейчас поглядим.
Мысленно пожелав себе «ни пуха ни пера», открываю глаза.
Невозможно понять: день сейчас или ночь? Небо вроде бы темное: ни солнца, ни иных звезд, ни даже какой-нибудь дежурной щербатой луны. Тем не менее довольно светло, так что можно разглядеть не только собственные руки, но даже крошечную перламутровую гусеницу, ползущую по сизому шелку травы. Несколько секунд я зачарованно слежу за ритмичными рывками ее гибкого тела. Потом наконец оглядываюсь по сторонам, и сердце, сладко охая, льнет к ребрам: в нескольких метрах от меня маячит источник небесных скрежетов и лязгов, посадочная площадка канатной дороги, а впереди – букет причудливых теней на склоне горы, сложносочиненное каменное кружево на фоне внезапно посветлевшего, уже почти бирюзового утреннего неба…
Конечно, это мой город. Я сразу узнал массивные силуэты его зданий, увенчанных хрупкими, почти игрушечными башенками; белый кирпичный дом на окраине, на крыше которого крутится флюгер в форме попугая, а рядом с ним – еще одна знакомая постройка, сложенная из зеленых камней и теплого оранжевого оконного света.
Что ж, мне оставалось лишь воспользоваться канатной дорогой. Я забрался в медленно проплывающую мимо меня кабинку. Четверть часа проболтался – на сей раз в буквальном смысле – между небом и землей и был в целости-сохранности доставлен на городскую окраину. Как только я вышел, кабинка продолжила движение. Неспешно совершила предписанный разворот и удалилась в обратном направлении.