Кто-то впервые сыграл на моей струне, узнав обо мне нечто новое.
– Я очень тебя люблю, – неуверенно, словно пробуя на вкус незнакомое вино, выговариваю я. Да, пожалуй, эти слова соответствуют истине. Эллар молчит. Я знаю, что он меня слышит, но у него не хватает сил ответить. Я смотрю на запрокинутое лицо – лицо без уродливых шрамов, освещенное догорающими углями костра, на рассыпавшиеся черные волосы и свободно раскинутые руки, только что открывшие мне новый мир. Выходит, когда Рабириец делит ложе с женщиной, целиком занимающей его внимание, жуткий ожог исчезает? Временно? Неужели навсегда?
Сквозь опущенные ресницы блестит серый лед, и, когда я целую эти глаза, они открываются. Пару ударов сердца я вижу Эллара молодым, подлинным, а затем все безжалостно возвращается: красно-лиловая паутина стремительно оплетает правую часть лица, ядовитыми змейками расползается по плечу… Эллар жмурится и поспешно отворачивается. Впрочем, отныне я способна принимать своего мужчину таким, каков он есть, и мне глубоко наплевать, один у него глаз или два. Я ведь до сих пор не рискнула спросить, кто и почему лишил Эллара его облика.
– Именем Богини да правит миром любовь, – повторила я затверженный с детства канон веры последователей Иштар, добавив к нему свое завершение: – Мы же создаем этот мир. Имей в виду, ты нравишься мне именно со своей собственной половинчатой физиономией. Возможно, у меня дурной вкус. Будь человеком, скажи бедной совращенной девушке что-нибудь приятное!
Мой друг уселся, ошарашено потряс головой, огляделся по сторонам, уставился на меня, словно в первый раз увидел, и хрипловато произнес короткую, мелодичную фразу на языке, отчасти напомнившем мне гульское наречие:
– Кэр'шами о айлэ-онни…
– Что?
– Сердце мое на ладонях твоих, – с еле заметным смешком перевел Эллар, все также удивленно разглядывая меня, словно веря и не веря тому, что произошло между нами. – Как ты?
– Даны Эрде больше нет, – я поерзала, устраиваясь поудобнее и натягивая на себя край плаща. Внезапный приступ болтливости заставлял меня нести жизнерадостную чепуху: – Выбейте на моем надгробии: «Она умерла счастливой». Если таков ритуал принятия в ученицы к знаменитому магу, то я согласна проходить через него каждый день. Точнее, каждую ночь. Мне нечего больше желать, ты лучше всех – правда, мне пока не с кем сравнивать – и, ежели мы не замерзнем к утру, я отныне и навсегда к твоим услугам…
– Можно перебраться в дом, там теплее, – здраво предложил Рабириец.
– Я не встану!
Вместо ответа меня завернули в плащ, без труда вскинули на руки и понесли к старой красильне, темневшей в отдалении. Не знаю, изменился ли мир, но что-то в моей душе точно изменилось. Наверное, той ночью я выздоровела окончательно, не обретя покоя, но найдя опору.