— Черт возьми! — тихо шепнул Весельчак. — Дело осложняется. Посмотрим, что они будут делать.
— А мы что будем делать? — на ухо ему прошептал дон Луи.
Канадец ответил ему на это движением плеч, которое на всех языках означает: «Что поделаешь? Оставим все на волю Божью!» — и стал следить за всеми неожиданными перипетиями этой сцены.
— Кукарес! — крикнул своему товарищу мексиканец. — Держи хорошенько этого негодяя и при малейшем движении кольни его, как собаку.
— Будьте спокойны, дон Марсиаль, — ответил леперо, вынимая из-за пояса длинный нож, отточенный клинок которого отразил голубоватый свет луны.
— Что скажет Черный Медведь? — начал Тигреро, обращаясь к распростертому у его ног вождю.
— Жизнь вождя принадлежит бледнолицей собаке. Возьми ее, если осмелишься! — с презрительной улыбкой отвечал апач.
— Я не стану убивать тебя, но не из-за страха, так как страх мне не знаком, — сказал мексиканец, — а потому, что я презираю пролитие крови беззащитного врага, даже если враг этот такой, как ты, проклятый шакал.
— Пусть бледнолицая собака убьет вождя, но не глумится над ним, так говорит вождь. Пусть не теряет времени, а то воины могут потерять терпение, и собака-бледнолицый умрет неотомщенный.
— Напрасно ты все это говоришь, твои воины не двинут пальцем, пока ты в таком положении, ты сам это знаешь. Я предпочитаю предложить тебе мир.
— Мир! — проговорил вождь, и во взоре его сверкнула молния. — На каких условиях?
— На двух… Кукарес, отпусти реату, но смотри за ним.
Леперо повиновался. Вождь поднялся на колени.
— Пусть говорит бледнолицый, уши вождя открыты. Какие это условия?
— Прежде всего, я и мой товарищ можем удалиться куда хотим.
— Что еще?
— А затем ты обязуешься оставаться со своими воинами здесь и не возвращаться на асиенду в том обличии, которое ты принял в течение последних суток.
— Это все?
— Все.
— Пусть бледнолицый выслушает теперь вождя. Вождь принимает условия бледнолицего, но пусть бледнолицый выслушает условия вождя.
— Говори.
— Вождь войдет на асиенду в военном уборе своего племени, прежде чем солнце успеет трижды зайти за вершины высоких вечерних гор.
— Апач, ты хвастаешься, ты не можешь войти на асиенду иначе, как при помощи предательства.
— Увидим! — И, улыбнувшись зловещей улыбкой, вождь прибавил: — Поющая Птичка войдет в вигвам вождя апачей и будет жарить ему дичь.
Мексиканец презрительно пожал плечами.
— Ну что ж, попробуй овладеть асиендой, а с нею и молодой девушкой,
— Вождь попробует. Бледнолицый, руку!
— Вот она.
Апач обернулся к своим воинам, держа в своей руке руку Тигреро.