— Селеста? — понимающе спросил Корнхилл об источнике сведений Рослова.
Тот кивнул.
— Вместо Игер-Райта назовем неизвестного полиции человека в синем матросском свитере и темных очках.
— Он был без очков, — сказал Смайли.
— Тем лучше. Нет смысла даже упоминать о сходстве. Об этом все равно никто не напишет, а устное сообщение так или иначе дойдет до Трэси. Что за этим последует, кто-кто, а Смайли отлично знает.
— А мне зачем знать? — с вызовом спросил Рослов.
— Чтобы не торопиться с разоблачениями.
— Ну а если потороплюсь?
— Ничего не выиграете. Во-первых, я, как начальник полиции, официально опровергну любую попытку разоблачения, а во-вторых, лично вы Игер-Райта в глаза не видели — портреты его не публикуются, следовательно, даже о сходстве говорить у вас нет оснований.
— Селеста подтвердит не сходство, а тождество.
Корнхилл с сожалением взглянул на Рослова.
— Вы, может быть, великий ученый, мистер Рослов, но плохой политик. Спросите хотя бы у Смайли, выгодно ли сейчас восстанавливать против себя калифорнийского мультимиллионера? Я имею в виду не вас лично, а ваше детище. Институт еще не открыт, и стоит ли множить число его противников? Вы думаете, их нет?…
Вынужденный согласиться, но предельно обозленный, Рослов отвечал на вопросы журналистов сквозь зубы и очень кратко.
— Что вы думали, доктор Рослов, когда передавали ответы Селесты налетчикам?
— Ничего не думал.
— Поясните.
— Я передавал их машинально, как обычно в состоянии ретрансляции. Но запомнил все. Подробности вы уже знаете от Корнхилла.
— Вы сообщили о нападении вашему правительству?
— Зачем? Это частный случай, находящийся в компетенции местной полиции.
— Как вы оцениваете ее действия?
— Как своевременные и результативные.
— А что вы скажете о «преступлении века»?
— С таким вопросом вам лучше обратиться непосредственно к заинтересованным лицам.
— Еще вопрос, доктор Рослов. Почему Селеста, безразличный к человеческой этике и морали, стал на сторону закона, а не его нарушителей?
Вопрос был тонкий и, как говорится, с «двойным дном». Ответить можно было с полезной рекламой Селесте или насторожить его недоброжелателей. «Может, отшутиться? — подумал Рослов. — Или сказать просто: не знаю, Селеста, мол, феномен еще не разгаданный, символический „черный ящик“, черт его знает, почему и зачем». Но, подумав, все же решил высказать свое соображение: ведь прочитать его могли не только лавочники, но и ученые. К сожалению, он не предполагал, что лавочники окажутся инициативнее.
— Общение с Селестой позволяет мне сделать одно, может быть и спорное, заключение, — сказал он. — К контактам с человеком Селеста пришел заранее запрограммированный, с ненасытной жаждой информации, свободный от решений, диктуемых человеку механизмом его эмоций. Но Селеста — это саморегулирующаяся и самопрограммирующаяся система. Постепенно общение с человеком, взаимный информативный обмен обогащает программу хотя бы за счет присущих человеку эмоций. С каждым контактом Селеста как бы «очеловечивается». Отсюда и свойственные не машине, а человеку решения.