— Я из Сопротивления, понял?
— Я давно это понял, — сказал Оливье. — Добрые люди не идут в полицию.
— А ты?
Я знал, что Оливье — сын полицейского, и Оливье знал, что мне это известно. Но мне хотелось услышать его ответ.
— Я в мать, а не в отца, — признался он. — Галун меня не тешит. Тем более дела. — Он вздохнул и прибавил: — Я с тобой, Ано, что бы ни случилось дальше. И так уж случилось многое.
Он многозначительно замолчал, ожидая обещанного рассказа. И я рассказал обо всем, что мы видели за голубыми протуберанцами. О тайном тайных, неведомом даже самому Корсону Бойлу. То, что Оливье не понял, я обещал объяснить впоследствии: о «всадниках ниоткуда» походя не расскажешь. Но о заводе-континууме, созданном до Начала, пришлось выложить.
— Почему вы называете это континуумом? — спросил Оливье.
Объяснить было трудно: Оливье латыни не знал.
— Ты слушал когда-нибудь мессу?
— Конечно.
— На каком языке говорит кюре?
— На церковном.
— Это латынь, — сказал я. — А «континуум» по-латыни — нечто постоянное, вечное. Этот завод никогда не остановится и никогда не иссякнет.
— А если увеличится население?
— Увеличится и объем продукции. Сколько затребуем, столько и получим.
— Значит, не нужно уменьшать прирост населения?
— Конечно.
Оливье задумался: он получал и переваривал свой первый урок политграмоты.
— И можно снизить цены?
— На продукты? Бесспорно. Хоть вдвое. Можно даже раздавать их бесплатно, но тогда придется коренным образом изменить экономику Города. Сразу это трудно.
— Я не очень хорошо тебя понимаю, — растерянно признался Оливье. — Но, по-моему, Бойл ничего не захочет менять.
— Почему?
— Потому что это… ну, в общем… невыгодно. — Оливье нашел нужное слово.
— Кому невыгодно? Городу?
— Ему самому невыгодно.
— Соображаешь, — усмехнулся я ободряюще. — Пошевелим мозгами и все поймем. Конечно, Бойл ничего не захочет менять.
— А если ему рассказать?
— Зачем?
— Убедить. В их же интересах понизить цены.
Еще бы! Если бы Корсон Бойл действительно убедился в неистощимости дарованного ему богатства, он бы кое в чем реформировал экономику Города. Может быть, даже и политику. Это бы только повысило и его личный престиж, и престиж его хунты. Из замаскированного диктатора он вырос бы до живого Бога. Но какой правитель поверит голословному утверждению трех, с его точки зрения, авантюристов? Кто подтвердит наш рассказ? Кто проверит его, если сквозь фиолетовый коридор можем пройти только мы? Уже за одно это нас расстреляют или повесят на первом лесном суку. Опасных свидетелей не оставляют в живых.
Я сказал все это Оливье, в заключение добавив: