— Погодите, то есть ваш отец всю жизнь на нас работал, а вы никому об этом не сказали?
— Ну, в общем, так. Не сказал. Он уже был на пенсии, и я… не знаю… промолчал. Тогда это казалось не важным.
— Вот что я вам скажу, Фрэнк: меня это восхищает. Вы не искали всяких лазеек, а желали добиться успеха сами. Верно?
Фрэнк заерзал:
— Ну, не совсем так… Не знаю… Тут все сложнее…
— Такое простым не бывает, — веско сказал Поллок. — Многие бы этого не поняли, но вот что я скажу: я восхищен. Уверен, и вашему отцу это понравилось бы. Да? Стоп, погодите… — Он откинулся на стуле и хитро прищурился. — Давайте проверим, насколько я разбираюсь в людях. Готов спорить, я знаю, как это было. Просто догадка. — Барт подмигнул. — Догадка-отгадка. Чтобы порадовать отца, вы сказали, будто его имя помогло вам получить работу. Угадал?
И он действительно угадал, что неприятно корябнуло. В тот осенний день Фрэнк, скованный новым саржевым костюмом, привез жену к родителям; всю дорогу он прикидывал, как с нарочитой небрежностью выложит обе новости — о ребенке и работе. «Кстати, теперь у меня постоянная должностишка, весьма занудная, ничего интересного, но деньжата неплохие». И тут огорошит старика.
Но в той набитой хламом гаррисбергской гостиной, где пахло немочью, лекарствами и приближающейся смертью, где отец изо всех сил бодрился, где мать изо всех сил старалась прослезиться от новости о ребенке, где Эйприл изо всех сил пыталась быть милой и застенчиво гордой, вся лживая нежность минуты лишила его отваги, и он, точно школьник, принесший хороший табель, выпалил: «Работа в головной конторе!»
— Кто твой начальник? — спросил отец, мгновенно помолодевший на десять лет. — Тэд — как? Бэнди? Кажется, я такого не знаю; конечно, я многих перезабыл. Но он-то меня, надеюсь, помнит?
— О да! — с трудом ответил Фрэнк, у которого почему-то перехватило горло. — Конечно! Он очень хорошо о тебе отзывался, пап.
Самообладание вернулось к нему лишь в поезде в Нью-Йорк, и он, саданув себя кулаком по коленке, сказал: «Он меня сделал. Надо же! Старый черт опять меня сделал!»
— Я так и знал. — Взгляд Барта Поллока светился душевной теплотой. — Знаете, Фрэнк, нюх на людей меня редко подводит. Хотите к десерту немного ликеру или капельку «би-энд-би»?[32]
«Значит, ты высидел весь обед, — наверное, вечером скажет Эйприл, — рассказал ему всю свою жизнь, но не удосужился известить, что осенью увольняешься? Какой же смысл в этой встрече?»
Но теперь Поллок не давал и слова вставить. Наконец он заговорил о деле. Кто вынянчит ребенка? Кто построит мост?