Но они проиграли. Вину за провал «Лауреатов» не припишешь «Соглашательству», «Провинции» и «Нынешнему американскому обществу». Как теперь подшучивать над соседями, когда эти самые соседи парились в зрительном зале? Дональдсоны, Креймеры, Уингейты и все остальные, кто с открытой душой пришел на спектакль и был разочарован.
Сейчас Милли завела разговор о саде, о том, как трудно на их земле выпестовать хороший газон, но взгляд ее панически стекленел. Уже больше десяти минут в гостиной звучал только ее голос, а она все говорила и говорила. Милли прекрасно сознавала всю неприличность своей болтовни, но понимала и то, что, если остановится, дом нырнет в толщу молчания и она захлебнется в невероятно глубоком, безбрежном пруду тишины.
Фрэнк бросился на выручку:
— Кстати, Милли, хотел тебя спросить — ты не знаешь, что такое «окурок»? Или «охнарик»… Растение такое…
— Окурок… — повторила Милли, изображая раздумье; лицо ее оттаяло и благодарно зарумянилось. — Так с ходу не скажу, Фрэнк. Дома гляну в справочнике, у нас есть.
— Да это не так важно, — сказал Фрэнк. — Просто вчера миссис Гивингс прилетела как бешеная с огромной коробкой, где…
— Миссис Гивингс? — вскинулась Милли, словно наконец что-то вспомнила. — Господи, я же вам не рассказала! Кажется, и тебе не говорила, да, милый? Это что-то невероятное!
Вновь начался ее монолог, но уже совсем по-иному — теперь все ее слушали. Нетерпение в голосе и суетливость, с какой рассказчица натягивала юбку на морщинистые коленки, оживили во всех надежду на свежую тему, а Милли смаковала внимание слушателей, стараясь по возможности оттянуть кульминацию. Прежде всего, известно ли дорогим хозяевам, что у Гивингсов есть сын?
Радуясь проволочке, Милли загадочно качала головой, пока Эйприл и Фрэнк вспоминали о тощем моряке, ухмылявшемся им с фотографии на каминной полке, когда однажды миссис Гивингс пригласила их отобедать. Сына зовут Джон, поведала она, мальчик ненавидит морскую службу, блестяще окончил Массачусетский технологический институт, а ныне успешно преподает математику в каком-то западном университете.
— Так вот, никакую математику он уже не преподает, и на Западе его тоже нет, — сообщила Милли. — Знаете, где он? И вообще, где он был два последних месяца? Здесь, в Гринакре. — Оглядев озадаченных слушателей, она добавила: — Он в больнице. В сумасшедшем доме.
Совсем как в былые времена, все заговорили разом, сгрудившись в тумане сигаретного дыма. Ничего себе! Ну и дела! Это ж надо! Может, какая-то путаница?
Никакой путаницы, будьте уверены.