— Бог с ним. Я второпях схватила, а уж потом увидела, что книжонка выпендрежная. Вот тоже — надо было оставить тебе, ты в этом лучше разбираешься.
На следующий вечер Эйприл виновато сообщила, что у нее плохие новости:
— То есть не совсем плохие, но неприятные. Нынче прикатила миссис Гивингс и с жутким официозом пригласила нас завтра на ужин. Естественно, я отказалась — мол, нет няньки. Тогда она попыталась захомутать меня на следующую неделю, и я все отбрехивалась, а потом сообразила: нам же все равно с ней встречаться насчет продажи дома; и тогда говорю: может, вы к нам придете?
— О господи!
— Не волнуйся, они не придут. Ты же ее знаешь: все бубнила, что не хочет нас обременять, — вот же зануда! — а я говорила, что нам все одно надо повидаться по делу, и так битых полчаса, пока я не уломала ее на завтрашний вечер. Она придет одна, после ужина, только ради делового разговора, и тогда, бог даст, мы ее больше не увидим до продажи дома.
— Чудесно.
— Вот тут и закавыка. У меня совершенно вылетело из головы, что на завтра мы приглашены к Кэмпбеллам. Я позвонила Милли, снова наплела про няньку, и она, похоже, искренне огорчилась. Тебе известно, какой она бывает — точно ребенок. Я опомниться не успела, как согласилась прийти сегодня. Вот такие выходные — нынче Кэмпбеллы, завтра Гивингс. Мне ужасно стыдно, Фрэнк.
— Ладно, ничего. Это и есть твои плохие новости?
— Ты вправду не сердишься?
Фрэнк ничуть не сердился. Умывшись и сменив рубашку, он даже почувствовал, что ему не терпится поведать Кэмпбеллам о своих планах. Подобные затеи всегда кажутся нереальными, пока о них кому-нибудь не расскажешь.
— Слушай, Эйприл, — говорил он, заправляя рубашку в брюки, — мы сообщим миссис Гивингс о своих намерениях, но ей вовсе не обязательно знать, что именно мы собираемся делать в Европе, правда? По-моему, она и без того считает меня прохиндеем.
— Разумеется нет. — Эйприл будто даже удивилась возможности оповестить миссис Гивингс о чем-то еще, кроме желания продать дом. — Какое ее собачье дело? Если уж на то пошло, можем и Кэмпбеллам ничего не говорить.
— Нет, им-то мы скажем… — поспешно возразил Фрэнк; он чуть было не сказал «ведь они наши друзья», но вовремя прикусил язык. — Конечно, мы не обязаны им что-то рассказывать, но почему бы и нет?
2
Шеппард Сирс Кэмпбелл обожал чистить ботинки. Эта любовь расцвела в армии (в составе прославленной воздушно-десантной дивизии Шеп участвовал в трех операциях), и пусть гражданские штиблеты из кордовской кожи не приносили такого наслаждения, как тяжелые парашютистские ботинки, ядреный запах ваксы и согбенная поза неразрывно ассоциировались с солдатским братством. Нынешнюю чистку сопровождала песенка тех времен, в которой похабные словечки заменялись лихим прищуром и губным дребезжащим звуком, имитирующим партию духовых с сурдиной, а паузы между куплетами заполнялись глотком пива из приготовленной банки. Закончив с одним ботинком, Шеп выгнул спину, почесал желтоватую подмышку и протяжно, от души рыгнул.