Одна женщина с тремя детьми на руках призналась нам с грустью:
– Уже больше четырех месяцев я не имею возможности просто поболтать с кем-нибудь. Муж не берет меня в город.
Отдавая нам ящик с боеприпасами, она добавила:
– Джо меня прибьет, когда вернется и обнаружит пропажу. Ну да Бог с ним! Не такая уж дорогая цена за то, чтобы поговорить с живыми людьми.
Но настоящим подарком дня стал мушкет. Он был довольно древний, но зато с полной амуницией. Отдал нам его один старатель, которого мы случайно встретили возле Александр-хилл. Некоторое время он двигался впереди нас верхом на муле, а когда мы поравнялись с ним, он уже разбивал лагерь. Еще не начало смеркаться, и мы приняли его предложение попить с ним чаю – это была уже пятая чашка за день. Он оказался лондонским кокни, приехавшим в Австралию уже двадцать лет назад. За эти годы он весь ссохся и сморщился, беспрестанно копая золото, затем пропивая его и устраиваясь где-нибудь пастухом. Похоже, он был из досрочно освобожденных – с такой ностальгией он говорил об Англии и особенно о Лондоне. Вряд ли он покинул его добровольно. А когда он узнал, что я тоже там жила, то буквально засыпал меня вопросами – я только успевала отвечать. Мы, собственно, ничего и не ждали от него, кроме чая; с нашей стороны это была простая любезность по отношению к человеку, одиноко бредущему неизвестно куда. Но когда мы собрались уходить, он неожиданно достал из палатки мушкет и протянул его мне.
– Пусть янки научит тебя, как им пользоваться. Думаю, там, на Эврике, это тебе пригодится. Хватит, пожалуй, переводить патроны на змей и кенгуру.
Он вышел на дорогу проводить нас и, пока мы не скрылись, все махал рукой. До сих пор он стоит у меня перед глазами – одинокий, бездомный. Он будет смотреть на нас, пока не осядет поднятая двуколкой пыль, а потом вернется к костру варить себе ужин и еще долго будет вслух проговаривать названия лондонских улиц, как делают обычно одинокие люди.
Не доезжая до Балларата, Адам еще раз свернул с основной дороги. Было неясно, куда он направляется – кругом не было ни домов, ни палаток, ни даже стоянок с остывшим кострищем. Солнце уже заходило за гору, оставляя в тени поросший кустарником край долины и скудно освещая редкие деревья перед нами.
– Зачем ты свернул, Адам? – спросила Роза. Он помог нам сойти с двуколки.
– Я решил, что вам надо сейчас научиться держать оружие. Если что-нибудь начнется, мужчинам будет уже не до вас. К тому же лучше не делать этого в присутствии мамы.
Он достал из-под сиденья замызганный коленкоровый сверток. В нем оказалась деревянная лакированная шкатулка, внутри которой на синем бархате лежали два маленьких незатейливых пистолета – совершенно одинаковых.