— Я думал с медведем все ясно. Конвоира мы притащили, можно сказать, спасли, карабин его сдали в сохранности…
— Дался тебе этот медведь. Есть дело посерьезнее. Впрочем, садись-ка да прими маленько. На меня не смотри, я за рулем.
Сизов сел, но к налитому стакану не притронулся.
— Я так посижу.
— Обижаешь, Валентин. Разговор у нас серьезный, доверительный.
— Так ведь я, Александр Евгеньевич, не дома. Вернусь в барак, мужики спросят: в честь чего меня поили? Одно скажут: ссучился. Жизни не будет.
— Не придется тебе долго-то.
— Дело пересмотрено? — равнодушно спросил Сизов.
— Пересматривается. Сто шестая статья, неумышленное убийство, сам знаешь — до трех лет. Или до двух исправработ. А ты вместо твоего года отсидки можешь получить год условного.
— Когда?
— Не торопись… Да выпей ты! — раздраженно выкрикнул Плонский. Плюнь на эту уголовную шваль. Дело твое почти решенное.
— Спасибо.
Сизов залпом опрокинул стакан и принялся закусывать всем подряд, что было на столе. Спохватился, отложил вилку с наколотым на нее кружком колбасы и уставился на Плонского, вальяжно развалившегося в кресле Дубова по другую сторону стола.
— Только мне непонятно: чего сам прокурор приехал с этой вестью?
— Я еще не прокурор.
— Все равно.
— Говорю же — разговор есть. Ты своего напарника, Красюка, хорошо знаешь?
Сизов отодвинул от себя стакан и тоже откинулся на стуле.
— Давай договоримся: о себе я все расскажу, о других — уволь.
— Да-а, быстро воровская мораль внедряется в человека, — сказал Плонский.
— В определенных условиях…
— Ты же был сама честь и достоинство. Икона.
— То уже не икона, если ее повернуть ликом к стене.
— Сам ведь напросился. Разве не понимал, что дело твое шито гнилыми нитками?
— О чем теперь говорить!
— Есть о чем. За тем и приехал.
— По старому знакомству?
— Именно. Такое дело не всякому поручишь. Да и ты не всякого послушаешься.
— Давай ближе к делу, Александр.
Думал зампрокурора на фамильяность обидится. Но тот и ухом не повел.
— Ты знаешь, за что Красюк сидит?
— Украл чего-то. Хотя вором себя не считает.
— Нынче многие укравшие не считают себя ворами. Время такое.
— Что он украл?
— Золото.
— Много?
— Точно не знаю. Но думаю, больше пуда.
— Ничего себе! А говорил — не вор.
— Правда, это не доказано.
— Не доказано? За что же его посадили?
— Вертолет, перевозивший золото, разбился и в живых остался только Красюк. Он был охранником. Комиссия золота недосчиталась.
— Может, он не виноват?
— Маловероятно.
— А вы что, сажаете за вероятности?
— У него нашли самородок из тех, что были в ящиках. Срок дали только за это. Но много золота так и пропало. Скорей всего, он спрятал его в тайге.