— Я только что допросил еще двух из стрельцовской тройки. Все, что они делали для Михельса и с Михельсом, уже готово для прокуратуры. А вот твой диалог с князем хотелось бы почитать. Полностью записал?
— То, что нас касается. Остальное пусть Стрельцов дописывает.
Я снова, но уже вместе с Юговым пробежал запись допроса.
— Интересно, почему он передо мной разоткровенничался?
— Ты его старое дело читал. Любопытно ему стало: перед юнцом порисоваться… А в сущности, что он теряет? Он — Вадбальский?.. В «деле» нет отпечатков пальцев, ста-арое дело-то, верно?
— Верно, — кивнул я.
— Значит, не доказано, что он — Вадбальский.
— А наш разговор?..
— Допрос?.. Откажется. Он — Невядомский. Князь — кличка. И — все. Во время схватки с милицией Невядомский никого не убил, а от связи с Михельсом откажется. Кто нам эту связь подтвердит, пока Михельс на свободе?.. То-то и оно, Вадим. И передаст суд дело на доследование.
— Где будет слушаться дело? — спрашиваю я.
— Невядомского и его двух сообщников будут судить вместе с остальными участниками грабежа, — с сожалением говорит Югов. — А у нас их дело будет рассмотрено, когда возьмем Михельса. Сначала — террорист, а за ним — и его соучастники. Дел у нас, Вадим, много, а результат — ноль. Самое главное сейчас — запеленговать радиста. Уходит он от нас…
Изловчившимся так долго уходить от нас радистом занимался Безруков, а на моей шее по-прежнему висели Михельс и Невядомский. Вечером я опять вызвал его на допрос, но теперь он был уже совсем другим человеком — насмешливым, когда можно было поймать на ошибке допрашивающего, и замкнутым, когда следователь требовал откровенности… Начал он с категорического отрицания всего, что было сказано им на утреннем допросе. Личность князя Вадбальского зародилась только в его воображении… Наврал, конечно, не без этого: очень уж хотелось оправдать кличку «Князь» и глупую наколку, сделанную им в годы молодости. Сейчас ему уже под пятьдесят, в гражданской войне он, конечно, не участвовал, воровать приучился с детства и ничем другим не занимался. В банде Снегиря он уже три месяца, дезертировал из штрафной роты вместе с Кашкиным, который тоже участвовал в грабеже и перестрелке с милицией, а других он даже не знает. И о Михельсе понятия не имеет, слыхал о таком, знал, что в банде есть его люди, но кто именно, ему неизвестно.
— Вы что, на каждом новом допросе собираетесь сочинять новую историю? — спросил я, стараясь не раздражаться.
— Захочется — буду, не захочется — нет. Можно и что-нибудь старенькое вспомнить.
— Утренняя история была интереснее.