Вся речь была пронизана каким-то магнетизмом. Этот роскошно одетый фат на самом деле оказался апостолом великой любви. История его собственной глубокой любви к женщине, однажды так сильно оскорбившей его, казалось, ясно читалась на сильном лице, сменившем теперь ленивое выражение на одухотворенную страстность.
Деруледе, похоже, передался его магнетизм, и депутат не обиделся на легкие намеки в адрес той, которую бесконечно обожал.
У него, мечтателя и идеалиста, занятого социальными проблемами огромной страны, до сих пор не было времени на сладкие уроки любви, которыми природа одаряет своих избранников. И Джульетта представлялась ему воплощением самых фантастических грез.
Однако слова Блейкни впервые, пожалуй, пробудили в нем желание чего-то большего, чем просто преклонение и обожание, чего-то более земного и более решительного.
– Не пора ли нам присоединиться к дамам? – нарушил наконец несколько затянувшуюся паузу сэр Перси. – Вы, конечно же, теперь оставите эти бумаги в столе. Затем передадите их вашей святой, рассказав ей лучше все, чем ничего, и если вашей небожительнице однажды все же придет срок спуститься на землю, то, прошу вас, не лишайте меня радости оказаться свидетелем вашего счастья.
– Вы все еще не верите, Блейкни. Но если вы скажете еще хотя бы одно слово, я тотчас же отдам эти бумаги мадемуазель де Марни для сохранения.
Когда Блейкни вышел на улицу, кто-то осторожно тронул его за рукав.
– Месье, – робко обратилась к нему закутанная в платок до бровей Анна Ми, – не сочтите меня слишком назойливой. Мне нужно всего пять минут…
Он посмотрел на уродливую фигуру девушки, на ее детское беспомощное лицо и мягко ответил:
– Конечно, мадемуазель. Вы окажете мне честь. Прошу вас, располагайте мною. Жаль только, эта улица – не самое удобное место для приватных бесед. Быть может, мы попробуем выбрать более удобное место?
Блейкни провел девушку по направлению к Люксембургскому саду, который еще совсем недавно служил местом развлечений французских королей, а ныне был превращен в огромный литейный двор, на котором отливали пушки для республики.
Повсюду были развешаны плакаты: «Народ Франции, вооружайся!» Франция и в самом деле была в опасности: с севера угрожала Англия, с востока Австрия и Пруссия – и над тулонским Арсеналом развевался флаг адмирала Гуда.
Сад был переполнен беспрерывно чертыхающимися людьми, и от тяжелого дымного чада невозможно было дышать.
Блейкни отвел перепуганную Анну Ми подальше от этих толп к площади Сен-Мишель, где было поспокойнее.