Во время чтения обвинительного акта Джульетта была совершенно спокойна, но, когда услышала приговор, ее бледные щеки побледнели еще больше. Она ни разу не повернула голову к оскорблявшей ее черни, спокойно выжидая, когда прекратятся дикие, злорадные крики. Только кончики ее пальцев нетерпеливо барабанили по решетке. В «Протоколах» упомянуто, что она вынула носовой платок и вытерла им лицо, «усыпанное бисером пота». Впрочем, это могло быть следствием невыносимой жары, царившей в зале. Воздух был пропитан зловонием, исходившим от грязной одежды публики. Сальные свечи едва мерцали; масляная лампа чадила.
– Джульетта Марни! – повторил Фукье-Тенвиль. – Желаете ли вы что-нибудь возразить?
– Нет, не желаю.
– Не хотите ли вы иметь защитника? Это – ваше право, гражданка, дозволенное законом, – торжественно прибавил Тенвиль.
Джульетта уже готова была произнести «нет», но теперь настала минута, которой Деруледе ждал двое суток, с самого момента ареста любимой девушки.
– Гражданка Джульетта Марни поручила свою защиту мне, – громко произнес он. – Я здесь, чтобы отвергнуть возводимые на нее обвинения и именем французского народа просить о ее полном оправдании.
Громкие рукоплескания приветствовали выступление Деруледе. Утомленные депутаты встрепенулись и напрягли свое внимание. На самом верху, на одной из последних скамеек, восседал Ленуар, автор разыгравшейся драмы, и с нескрываемым удовольствием следил за происходившим.
При первых словах Деруледе яркая краска залила лицо Джульетты. Выждав, пока зрители немного успокоятся, Фукье-Тенвиль обратился к Деруледе:
– Что же вы можете сказать в защиту обвиняемой, гражданин Деруледе?
– Что подсудимая невиновна ни в одном из возводимых на нее обвинений, – твердо ответил тот.
– Чем вы докажете свое утверждение о ее невиновности? – с деланной учтивостью проговорил Тенвиль.
– Очень просто, гражданин Тенвиль: письма, на которые вы ссылаетесь, принадлежат не обвиняемой, а мне. Донося на меня, гражданка Марни служила интересам республики, так как эти письма имели отношение к вдове Луи Капета – в них излагались планы ее освобождения.
По мере того как Деруледе говорил, в толпе, особенно на верхних скамьях, начал подниматься глухой ропот, к концу речи превратившийся в могучий рев ужаса и негодования. В один миг наивная любовь толпы к Деруледе обратилась в неукротимую ненависть.
Все произошло, как предсказывал Ленуар, и даже гораздо быстрее, чем можно было ожидать; Деруледе дали веревку, и он уже висел на ней.
Джульетта была поражена. Краска снова сбежала с ее лица. Она страшно страдала: то, что она услышала, было мучительнее всего пережитого.