Она знала почти наверняка свои действия на следующий час.
– Я не буду пить кофе. Вообще ничего. Вместо этого давайте поговорим. – Она решительно отставила бокал с вином.
Рука Грея передвинулась к ее затылку, под волосы, она чувствовала ее теплоту. Он сделал это, чтобы успокоить и подбодрить ее. Как легко убедить женщину, что она любима, ей требуется лишь немного доброты, когда она испугана и одинока.
– Я бы предпочел называть вас Анник, если позволите, – сказал Гальба.
Он не хотел быть официальным, угрожая ей.
– Соберись и ответь Гальба, – тихо посоветовал Грей.
– Конечно, вы можете называть меня Анник.
– Я не стану злоупотреблять вашей любезностью. Анник, вы тщательно обдумали свой выбор? Позвольте мне напомнить, каково ваше положение. У входной двери шакалы нескольких стран. Где-то недалеко отсюда Жак Леблан затевает ваше убийство. Это то, что ждет вас, если убежите. Ждут вас также ваши французские хозяева. Роберт говорит мне, что вы больше не хотите служить Фуше. Это верно?
– Да.
– Политика? Или потому, что из-за недостатка воображения Фуше заставляет вас работать куртизанкой?
Анник не ответила. Незачем объяснять мотивы своим похитителям.
Гальба сменил положение в кресле, будто ему стало неудобно сидеть. Джайлс принес ему кофе в такой маленькой чашечке, что она исчезла в его руке. Все ждали, пока Гальба пил кофе, а он не торопился, видимо, подыскивая слова:
– Я не осуждаю выбор вашей матери. Она была великой патриоткой. Но этот путь не для всех. И не для вас.
– Нет.
– Тогда выбор невелик. Ваши французские хозяева, шакалы, ожидающие вас за дверью, или британская разведка.
– Хорошенько подумай. – Эйдриан сел на кушетку рядом с ней. – Лисенок, ты раз пять спасла мне жизнь, я хочу вернуть долг. Я не позволю Гальба сделать тебе что-либо ужасное.
– Я спасла тебя лишь дважды. И да, ты не позволишь ему сделать мне что-то ужасное, мой брат. – Защита Эйдриана согревала ее. Они это знали. Он тоже знал. – Ты делаешь много того, чего не хотел бы делать. Грею обидеть меня трудно, у него осталась совесть, чего не скажешь о тебе. Но вы оба это сделаете.
Грей еще крепче сжал ее, возможно, потому, что она это сказала, возможно, почувствовал в ней перемену. Вместо того чтобы еще больше испугаться, она разозлилась. Но Анник смотрела на Гальба:
– Вы говорите о выборе? Зачем вы дразните меня тем, что я бы сделала, если б получила свободу? Это как детская игра – «пуговица, пуговица, у кого пуговица?». Пуговица у англичан. Что вы с ней сделаете?
Гальба это понравилось, он предпочитал, чтобы она не боялась. Он допил кофе и отставил чашку.