– Маман была мудрой, – наконец прошептала она. – И страшно одинокой. Я даже не представляла, насколько одинокой. Я соберу бумаги.
– Оставь, это сделает Эйдриан. Он хочет убить для тебя дракона. Пойдем наверх.
– Нет. Возьми меня в свою постель. Ты мне нужен.
Двор тюрьмы был темным, с качающимися фонарями и громкими криками. Она не могла добраться до папы. Он был на телеге с другими людьми. Они схватили папу. Толкали его.
– Это маленькая девочка, – сказал кто-то.
– Боже! Уведи ее отсюда.
Это было неправильно. Папа не должен был так выглядеть. Дергаться, как рыба на веревке. Брыкаться и качаться. Лицо у него было… уродливое. Не как у папы. Черное и безобразное, с открытым ртом.
Они пытались ее схватить. Вокруг нее темнота и каменные стены. Она бежала и бежала, совсем в другую сторону, в тюрьму.
– Маман, Маман! Где ты?
В длинных коридорах она слышала крики. Тонкие, пронзительные, как будто убивают свинью. Везде были солдаты в высоких кожаных сапогах, с ружьями. Она пробиралась между ними. В середине на полу лежала Маман. Обнаженная. Рот был красным от крови.
Человек снимал бриджи. Из-под куртки показались волосатые белые нога. Он причинял ей боль. Заставлял кричать.
Она сейчас их остановит.
– Перестаньте! Перестаньте! Маман, Маман!.. Кто-то подхватил ее. Она видела только синюю куртку с медными пуговицами, когда он ее уносил.
– Маман…
Она проснулась на кровати, потная и холодная. Грей обнимал ее.
– Это сон. Просто сон. Поспи еще.
Он говорил по-французски и натянул на них одеяло. Анник била дрожь.
– Потом она их нашла. Людей, которые били папу. – Она крепко обняла Грея, опять проваливаясь в сон. – Она мне сказала однажды. Судьи и солдаты из Лиона. Которые убили папу. Во время террора она их нашла всех, и они умерли за это. Все до одного.
Гальба насчитал одиннадцать ударов. Значит, прошел еще час. Но Роберт и остальные не появились.
В кабинете часов не было. Тут иногда держали заключенных, поэтому здесь не было ничего колющего или режущего. Ни стекла, ни проволоки, ни веревки. Ничего, что можно преврати в оружие. Даже армия шахматных фигур, венецианская и очень старая, была сделана из папье-маше. Его внучка коснулась фигуры указательным пальцем.
– Думаю, не стоит двигать слона.
Она двинет вперед ферзя, подумал Гальба, и будет двигать его по всей доске, вместо того чтобы использовать пешки, коней и ладьи. Анник слишком эмоциональна. Когда она присоединится к его службе, то никогда не станет шефом промежуточной базы или главой подразделения. Анник – независимый агент и действительно ужасный шахматист.