Звонок! Звонок во входную дверь! Обычно он был еле слышен, но сейчас Катерине показалось, будто зазвенело прямо в ее голове. Вся ванна от этого звона заходила ходуном. Опять звонят. И еще раз, еще.
Катерина зажмурилась.
Это не звонок. Это стреляют через дверь, а пули попадают в ванну.
А вот целая очередь! У них что, и автомат есть, а не только пистолет c глушителем?!
И вдруг настала тишина, и Катерина поняла, что слышала не очередь, а непрерывную трель дверного звонка.
Милиция все-таки приехала!
Мгновение тишины.
– Ну, ты меня еще вспомнишь!
Голос долетел до нее – ледяной, мертвенно-спокойный, словно выдох из могилы. А потом – топот, звон, треск, крики…
* * *
Ирина никогда в жизни не видела староверских скитов, разве что на картинках к Мельникову-Печерскому, однако, только взглянув на это затаившееся за подновленным забором мрачное строение, темное от времени, с крестом, прибитым на уровне второго этажа, она сразу поняла: точно, скит! Итак, все же удалось попасть сюда… Другое дело, каким образом. Раньше думала, самым трудным будет отыскать это место и войти внутрь, но, похоже, куда труднее будет выбраться отсюда! Вон какие воротища, их и тараном не прошибешь. Сейчас на сигнал Витали кто-нибудь выйдет, откроет их, а потом закроет – и…
«Да погоди выбираться-то, – рассудительно проговорил в глубине ее перепуганной, смятенной душонки кто-то умный и смелый. – Воспользуйся случаем, хоть осмотрись! Тебя же никто пока не тронул, верно? Может, и вовсе не тронет».
Виталя не трогал ее, это факт. То ли похоть поостыла, то ли в самом деле побаивался этого Змея. Ирина подумала, что следует быть благодарной этому неведомому существу, иначе Виталя уж, наверное, лишил бы ее невинности прямо в автомобиле, чуть отъехав от Арени. И ей вдруг сделалось жутко смешно при мысли, как он изумился бы, обнаружив, что женщина с такой внешностью оказалась…
Ирина не сдержала невольного смешка, и Виталя одобрительно на нее покосился, решив, что полонянка смирилась со своей участью. Однако тут же он счел, что этот смешок ему почудился, а улыбка на ее ярких губах была просто нервической судорогой.
Да, Ирине теперь было не жутко смешно, а просто жутко. Сцепив руки на груди, расширив глаза, чувствуя, как холодеет лицо, она завороженно смотрела на высокую мужскую фигуру, возникшую в воротах и замершую при виде Витали в обществе незнакомки.
Сказать, что этот человек из ворот вышел, можно было лишь условно, настолько гибки, текучи, неуловимы были его движения. Сказать, что выполз, как-то неловко, ведь перемещался-то он на двух вполне нормальных нижних конечностях. И все-таки ассоциация с движениями пресмыкающегося была полной. Вдобавок он оказался невероятно худ, узкоплеч, с маленькой черноволосой, коротко остриженной головой, которая, вероятно, была слишком тяжела для девичьи-длинной шеи и клонилась то влево, то вправо… точь-в-точь как голова змеи, подстерегающей добычу! И в довершение этого его тощие ноги плотно, как перчатка, облегали узкие черные брюки из блестящей кожи. Но и этого ему оказалось мало! Все его тощее тело от плеч до пояса было покрыто сплошным узором татуировки, причем не вульгарным тюремным самоделом, синюшным или черным, а настоящей профессиональной тату́ировкой. Изысканно-многоцветные рисунки словно бы перетекали один в другой, подрагивая и шевелясь при каждом движении худого тела. Они казались чешуей, покрывавшей тело двуногого пресмыкающегося, и Ирина подумала, что, даже не знай она клички этого человека, назвать его можно было только одним словом – Змей.