Хорошенько же выполняла она просьбу Маришки поухаживать за старушкой! Как раз бабе Ксене пришлось ухаживать за ней – рыдающей, бьющейся в истерике…
Да, ничего подобного с Ириной не было никогда в жизни. Чтоб так вдруг, сразу развязались все узлы привычной сдержанности, чтобы выплеснулась из глуби душевной вся горькая муть, которая оседала там день за днем, час за часом… Этот шквал чувств отодвинул Петра и его ранение куда-то в сторону. Насколько Ирина могла вспомнить, баба Ксеня даже не отреагировала на эту весть, подавленная новыми и новыми откровениями своей жилички! Ирина толком даже не помнила, что выкрикивала, утыкаясь всем лицом в худенькое плечо бабы Ксени. И платьишко ее, и даже старенькая кофта, накинутая для тепла, мигом промокли от обильных Ирининых слез, как потом промокла и подушка, на которую Ирина, наконец, приклонила головушку, когда вовсе уж обессилела от рыданий…
Она перевернула подушку на другую сторону, приятно-прохладную, и снова улеглась, бездумно глядя в кусочек серого неба, видимый в окошко.
Интересно, что она все-таки наболтала бабе Ксене? И что было той воспринято всерьез? А главное, что баба Ксеня теперь станет делать с, так сказать, полученной информацией? Оставит ее при себе или… или решит с кем-нибудь поделиться?
Конечно, ночные события, ранение Петра и исчезновение старика вовсю обсуждаются среди немногочисленного деревенского населения. Надо думать, даже вчерашние противопожарные мероприятия на время позабыты! Это естественно. Вполне так же естественно, что баба Ксеня поведает товаркам о внезапном, как удар молнии, взрыве чувств своей постоялицы Ирины по отношению к постояльцу бабы Веры, коего имя Сергей. Тут баба Оля, конечно, пожалеет Павла, к которому успела проникнуться почти материнскими чувствами… Да, роковой треугольник – это хорошая тема для старушечьих побеседок!
Пусть моют ей кости – на здоровье, Ирине плевать на свою репутацию в Вышних Осьмаках. Даже если баба Ксеня смогла хоть что-то понять в ее рассказах о прошлом и оно тоже станет темой для всесторонних сплетен – Ирине плевать и на это. Гораздо хуже, если на старушечий суд будут вынесены ее мысли насчет Сергея…
Хотя почему она продолжает называть его Сергеем? Зовут-то его совсем иначе…
«То-то-то… Ста-ста-ста…»
Странно, почему эта логическая цепочка не сплелась раньше, по горячим следам? Почему Ирина не сообразила всего сразу, как только услышала через голосник задыхающийся, искаженный говорок Змея: «Сукой буду! Век свободы не видать! Его зовут Стас Торопов!» Нет, тогда она ничего не сообразила, хотя ночные события были еще свежи в памяти, еще отчетливо помнилось, как беззаботно улыбался Сергей, стоя перед вооруженной бандой, как был уверен в беспрекословном послушании, отдавая приказ этому черному, угрюмому Бридзе… И потом не сообразила, когда Сергей вдруг так резко, так страшно вышел из себя, поняв, что не ему придется идти в скит за оружием, а Павлу. Петр, помнится, назвал его тогда психом. Психом! А ведь так же называл Змей и того бандита, убийцу, который «без тормозов: в голову взбредет – стреляет», Стаса Торопова.