– И спрашиваю, как пройти в библиотеку? – ехидничает мама.
– На самом деле ты можешь говорить что угодно, даже про библиотеку. Потому что, если ты правильно определишь масть и не перепутаешь флаконы, десяти секунд запаха хватит, чтобы он вообще перестал понимать, что ты ему говоришь. Каждые пятнадцать минут душись, а особенно тщательно займись флаконом перед посадкой.
– А может, его просто облить этой гадостью и, пока он будет корчиться в судорогах сладострастия, спокойно пройти таможню? – Мама нервничает, не выдерживая сравнения. Это я наклонилась к ней, и теперь наши лица рядом в овале старого зеркала – волосы похожи, глаза – одни и те же, носы… Носы тоже не очень различаются, но именно в этот момент я вижу, что у нас совершенно разный рисунок губ.
– У тебя скулы в отца, – шепотом сообщает мама. – И брови его, а вот губы… Чьи у тебя губы?
– У нее губы Питера. – Бабушка нарушает вдруг возникшую между нами странную связь – печаль узнавания самой себя в родном лице и неузнавания. – Отлепитесь от зеркала, уже пора.
– А если меня задержат? – приходит в себя мама.
– Не перепутаешь флаконы – не задержат.
– Это смешно – ваши флаконы! – Ну вот, уже появились истерично-сварливые нотки в голосе. – Когда я согласилась на эту аферу, никакого охранника не было! Если меня задержат, отведут в милицию, будут допрашивать?!
– Ты ничего плохого не сделала, – втолковывает бабушка. – Ты решила слетать в Германию, вот и все.
– Вы меня за дуру считаете?! – не выдерживает мама, а я натягиваю на нее свои джинсы и свитер и стараюсь успокоить взлетевшие в возмущении руки у моего лица. – Решила слетать в Германию по паспорту своей дочери?!
– Скажешь, что перепутала. – Бабушка устала и еле сдерживается. – Не начинай сначала. Ты обещала помочь. Первый раз в жизни я попросила тебя о помощи.
– Мама, – я сажусь на корточки, надеваю на ее босые ноги носки (эти ногти – совершенно копия моих, и от такого наблюдения возникает странное ощущение, что, присев, я одеваю саму себя – в кресле напротив), – перестань кричать и послушай бабушку.
– Да твоя бабушка ненормальная, – наклоняется ко мне почти мое лицо. На щеки падают пряди волос моего цвета. – Что вам всем от меня надо?!
– Ты можешь хоть раз в жизни представить, что ты взрослая женщина и должна всем, кто тебя изваял? – Я смотрю снизу в ее лицо почти жалобно.
– Я ничего не должна детям Ханны! Я никуда не поеду.
– Послушай. – Я сажусь на пол и сжимаю ее ступни руками – так захватывают ладони нерадивого взволнованного собеседника, успокаивая его и заставляя подчиниться ритму разговора. – Послушай меня. Если ты нам поможешь, я обещаю, что отец больше ни на шаг не отойдет от тебя, будет носить на руках и терпеть все твои выходки.