– Это каталог, понимаете?.. Из немецкого журнала, понимаете?! И любой человек с достатком и вкусом, конечно, – добавил злорадно Стас, – может заказать себе такую спальню!
– Николаев, ты бы выбрал такую спальню?
– Я, Ева Николаевна, сексуально здоров, зачем мне так крутить моих женщин?
– Если вы будете надо мной издеваться, я приглашу своего адвоката. Его нет до сих пор только потому, что я надеялся на доверительный разговор, мне нечего скрывать, но в случае издевок я попрошу себя защитить!
– А вы, Стас, напрасно на меня обижаетесь. Разве я издеваюсь? Я просто вас презираю, и все. Чувствую, что не должен вас презирать, а тем более говорить об этом, но презираю и говорю. Сейчас объясню! – предостерегающе поднял руку Николаев и не дал что-то сказать возмущенному Покрышкину. – Сейчас… Я мужик здоровый и простой, так погано, как вчера, я еще свои выходные не проводил, а все из-за тебя. Я отрыл человека, коллекционера, так сказать, он коллекционирует необычную эротику и называет ее дорогой эротикой. Я взял у него кассеты. Я купил бутылку и пригласил одну знакомую. Ты ее не знаешь, – это Еве. – Мы завалились смотреть твои фильмы. Мне сказали, что ты делаешь эротику. А я это дело очень даже уважаю. Сначала я смотрел, как ты залез в эту бабу. Потом все вы, эстеты, жрали друг у друга причинные места, потом одна твоя талантливая актриса засовывала в задницу одному вполне приличному мужику такое… Короче. У меня совершенно ничего не стояло вчера, мне плохо еще и сегодня, и не знаю, когда я вообще смогу подумать о том, чтобы просто перепихнуться, понимаешь ты? Зря ты так отмахиваешься, Стас, потому что я для тебя теперь наипервейший человек, я заявляю: то, что ты делаешь, – это не эротика, и порнографией тут тоже не пахнет, а слово «секс» и близко не стояло. Поэтому ты, Стас, перед законом чист. Нет еще наименования твоему искусству.
В наступившей тишине Ева во все глаза уставилась на Николаева.
– Она не верит! – показал на нее Николаев. – Смотри, Стас, не верит!
– Я действительно новатор в своей области, – Покрышкин успокоился и с достоинством выпрямился на стуле.
– Да ты не про то. Она не верит, что у меня теперь – все. Ничего и никогда не встанет после твоего искусства. Но я тебе еще не все сказал. Ты впечатляюще делаешь блевотину, но совершенно не умеешь показывать жизненные вещи. Например, смерть. Ну что у тебя за смерть, скажи, пожалуйста! Актрису натурально жрет вампир, сначала, понятно, она получает удовольствие, потому что любит его, но потом, почему она у тебя так ненатурально начинает таращить глаза, что-то спрашивает? Не видел ты смерти, Покрышкин, лица такого, когда человек уже ТАМ.