Перед работой Ева решила заехать домой к оперуполномоченному Волкову, который заболел, проработав три дня.
Она заблудилась в районе новостроек, а когда наконец нашла нужный подъезд, с удивлением уставилась на «Жигули» Николаева, загородившие проезд.
Сам Николаев стоял у двери с номером 122 и озадаченно разглядывал свои ботинки.
Ева не сразу вышла из лифта, когда раскрылись двери, она смотрела на затылок Николаева. С каждой секундой ее промедления спина Николаева напрягалась.
– Спорим, что ты уже пушку нащупал? – тихо проговорила она.
Николаев расслабился, как только услышал ее голос.
– Это ты у нас недисциплинированная, в расследовании тебе можно не напрягаться. Я вот звоню, звоню, и ничего.
Вероятно, Волков услышал их голоса и открыл дверь. Он смотрел на них заспанный, взъерошенный и страшно изумленный. На нем была пижама и тапочки.
Николаев влетел к нему в квартиру вихрем, схватил с вешалки у двери куртку, бросил Волкову, крича, что время не ждет, срочно на задание!
– Какое задание, температура у меня. В воскресенье перетренировался.
– А в пятницу, в пятницу – как? Хорошо себя чувствовал?
– В пятницу… Ну да, я еще в субботу в футбол играл. Погоди. Мне надо брюки…
– Ничего тебе не надо, и так сойдет! – заявил Николаев.
– Да, – сказала Ева, – шарфик только повяжи, шапочку… вот так… умница!
– Ребята, – неуверенно смеясь, сопротивлялся Волков, – мы куда, ко мне врач сегодня придет.
– Да мы на полчасика, тут рядом, – приговаривал Николаев, вытаскивая его волоком на лестницу, потом в лифт, потом в машину.
Ева удивленно поехала за ними. Гнал Николаев быстро и зло. Ева уже боялась потерять их, но вдруг, когда они подъехали к пятьдесят второй больнице, поняла, что Николаев едет в морг.
Волков не понимал, куда его привезли, даже когда они прошли длинным коридором мимо каталок с накрытыми простынями телами. В холодильнике Николаев сказал, что привел главного свидетеля для опознания и что показывать надо в основном детей и женщин. Санитар удивленно посмотрел на Волкова.
– Это – родственник?
– Да. Он потомственный китаец.
Волкову показали четырех детей, трех мальчиков и девочку лет пяти. Когда перешли к застреленным женщинам, Волков потерял способность быстро двигаться, и Николаев тащил его от стола к столу волоком, восклицая:
– И эту не узнаешь? И эту? А вот эту узнаешь? Нет? Удивительно! А вот эту, действительно, трудно узнать… лица почти нет, но, может, по родимым пятнам?
– Что… это? – спрашивал плохо двигающимися губами Волков. – За-зачем это тут?
Ева вышла на улицу. Похолодало. Она вдруг вспомнила про Ангела Кумуса, как он там, бедный, с такой шикарной Далилой? Хорошо им там, чертям…