, то у Воскобойникова не было ничего, кроме невероятного везения. Уже несколько раз расстрельный приказ на Станислава Федоровича Воскобойникова ложился на стол к Берии, и всякий раз… ничего. Словно кто-то неведомый, невероятно могучий, отводил удар в сторону. Отодвигал неизбежное. А ведь ничем, кроме крайне неудачной экспедиции в Финляндию, товарищ Воскобойников не выделялся. Или не такой уж неудачной?..
Как коммунист, Мехлис не верил в сверхъестественное. Как каббалист – тоже. Но он точно знал: есть, есть Закономерность, Великое уравнение, где учтено все, даже два неслучайных человека, что беседовали сейчас о танках в противоположенном конце зала. Закономерность есть! Ну, или, Имя Бога, если кому-то так удобней ее называть…
– Надо будет Болдину про Финляндию-то рассказать… – пробормотал Лев Захарович.
– Что? – удивилась стоявшая рядом жена.
– Ничего-ничего, – Мехлис улыбнулся самой доброй своей улыбкой. Такой же фальшивой, как и все остальные.
После короткого дневного перехода партизаны вышли к краю леса и встали лагерем. Тут же в разные стороны разошлась разведка. Иван, сидя на небольшом, залитом солнцем взгорке, с некоторой завистью провожал взглядом уходивших ребят. Остро, с болью, вспомнились пограничники, как один полегшие, чтобы он, Лопухин, жил. Они тоже ходили вот так, бесшумно, настороженно, чуть пригнувшись и глядя, казалось, во все стороны сразу.
Рядом чем-то шуршал Колобков.
– Что ты там делаешь? – поинтересовался Иван.
– Тихо. Я блокнот прячу, – Колобков бесконечно перекладывал вещи в мешке, шуруя в нем, как мышь в банке с крупой.
– Чего? Зачем?
– У меня знаешь сколько рисунков там? Море! Фотопленок же не найти! Так я рисовать начал. Этому цены нет, на, посмотри… – Дима вытащил набитый бумажками, будто распухший блокнот. Открыл, переложил пару листков. – Вот, здесь…
Иван взял в руки потертый листик. Карандашный рисунок был выполнен короткими, резкими штрихами, быстрыми и очень точными.
– Неужели у меня такое лицо? – удивился Лопухин. – Никогда бы не подумал.
– Думаешь, не похоже?
– Не знаю. Я уже давно не видел себя в зеркало. Бреюсь на ощупь…
– А вот этот? – Колобков протянул еще один рисунок.
– Похож, – Лопухин улыбнулся. – Только уж очень бравый. Он, конечно, генерал, но все-таки не такой… портретный.
– Это я специально. – Было видно, что Колобкову приятно. – Когда в газету вернемся, сделаем с тобой такой репортаж шикарный! Или, того лучше, книгу напишем. Вот будет здорово!
– Да, здорово, – Лопухин вернул листик. – Думаешь, вернемся?
Дима удивленно посмотрел на него.