– Бора! Бора! Где он?!
Ему что-то неразборчиво ответили.
– Так позовите его ко мне! Пусть идет сразу же. Бора! Черт… – Либерман вернулся. – Сейчас все будет.
Вскоре в коридоре скрипнули полы и в кабинет вошел высокий, под два метра ростом, парень лет двадцати, в штопаной спецовке.
– Ну…
– Что «ну»? Оболтус! – Начальник ж/д узла всплеснул руками. – Где ты шастаешь?
– Я генератор чинил.
Либерман только вздохнул и обратился к Ивану:
– Это мой племянник. Бора. Работает под моим чутким руководством нашим электриком. И, знаете, если бы не я, он давно бы…
– Ну, Иосиф Карлович, – пробасил племянник.
– Давно бы неизвестно чем занимался, – завершил фразу Либерман и поверх очков посмотрел на Лопухина. – Понимаете? Но не могу же я бросить племянника в беде. Сына родной сестры. Единственного. Конечно, я вытащил его сюда. Слава богу, что у нас всегда нужны люди, чтобы работать. – Он повернулся к единственному сыну родной сестры: – Поедешь на линию. Опять обрыв.
– Почему я?!
– Потому что магазин дяди Фимы стоит больше, чем твоя дурная башка! Собирайся, возьмешь у Семена телегу, передашь, что я сказал. И мигом в «Карьяла». С тобой поедет наш гость. Корреспондент, между прочим, центральной газеты. Тебе понятно?
– Мне понятно.
– Иди.
– Иду, – ответил Бора, не трогаясь с места.
– Иди, Бора! – с нажимом повторил Либерман.
Тот вздохнул и вышел.
– Вот и все! – Иосиф Карлович обрадованно хлопнул в ладоши. – Конечно, телега Семена это не ваше московское метро… Но зато точно будете на месте, а у меня камень с души спадет. Вы пейте чай! Пейте! Это очень полезный напиток. К тому же этот олух наверняка будет возиться еще час, не меньше.
Через полтора часа совершенно обалдевший от разговоров Лопухин погрузился в старую, скрипучую телегу. И провожаемый радостным Либерманом, двинулся в путь.
– Боже, боже! Как приятно поговорить! – вздохнул Иосиф Карлович, глядя вслед Ивану. – Как приятно… И как все-таки хорошо, как все-таки замечательно, что этот милый человек не про нашего бухгалтера приехал.
Либерман закатил глаза и заковылял обратно к себе в контору.
Дорога в колхоз была, прямо скажем, не из самых наезженных. Несмотря на жаркое лето, телега несколько раз вязла в грязи. То и дело приходилось соскакивать, чтобы старой равнодушной ко всему лошаденке было полегче.
Бора был человеком молчаливым, хмуро покрикивал на лошадь, когда та норовила остановиться, и косил одним глазом на провода, идущие от столба к столбу.
– В прошлом году, – вдруг сказал он невпопад, – у нас мужика так волки задрали. Вместе с лошадью.
– Прям средь бела дня? – ужаснулся Иван.