Грохнул кулаком. Рванул снова.
– Что за черт?!
Немец затих. Иван кинулся к окну, во дворе никого.
Лопухин вытащил «наган» и примерился уже окончательно вышибить раму, чтобы, в крайнем случае, спрыгнуть вниз.
– Эй! Кто там есть?! А ну, выходите, мать вашу! У меня граната тут!
В доме было тихо.
Иван напряженно смотрел на улицу и не увидел, как от стены позади него отделилась черная лохматая тень. Осторожно приблизилась, покачиваясь и дрожа…
Скрипнула доска.
Иван обернулся, и в тот же миг ему на лицо обрушилось что-то вонючее, мягкое, гадкое. Навалилось, обхватило и толкнуло на пол.
Лопухин рухнул на спину. Замолотил кулаками. Но вонючая мерзкая масса давила на лицо, мешая дышать. Тошнотворно воняло тухлятиной и еще чем-то, кажется, рыбой, водой, тиной. Будто лежалый утопленник всплыл перед грозой и страшной распухшей колодой прибился к берегу…
От этого пугающего омерзительного образа Иван забился, заверещал и наконец сумел выпростать из складок одежды «наган». Несколько раз ударил рукоятью туда, где среди тины угадывалось что-то твердое, может, голова…
Тяжесть сразу пропала. Лопухин напрягся, выпростал руки, освободил лицо и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Отталкиваясь ногами, отполз подальше от воющего непонятного клубка. Щелкнул «наган». Иван прицелился и, всхлипывая от омерзения, крикнул:
– Лежи, где лежишь! Пришибу! Сука!
– Дяденька, не стреляйте! Дяденька!
Из-под старой, почерневшей от времени, рыболовной сети, которой на деле оказался «утопленник», высунулось чумазое детское личико. Испуганные голубые глаза.
– Ты что же, засранец?.. – Лопухин уронил руку с револьвером. – Сволочь… Он облегченно выдохнул. – Напугал как… Я чуть не помер.
– А если б и помер, так и черт с тобой, – вдруг огрызнулся мальчишка.
– Но-но! Разговорился. А ну, вылезай, вниз пошли, – Лопухин дернул «наганом», но с боевого взвода оружие снял.
Странно, но люк открылся сразу. Иван ухватил мальчишку за ворот и спустился вместе с ним. Очутившись на полу, парень попытался убежать, но военкор держал его крепко.
На полу, прижатый вилами, лежал немец.
– А ну, отпусти мальчонку! – Вилы в руках держала старушка. Крепкая, из тех, что до последнего вздоха сами носят воду из колодца и помирают не в постели, а в поле. – Отпусти! А не то… – Она посильнее прижала немца к полу.
– Ну-ну, – пробормотал Иван. – Ты не очень. Чего взбеленилась? Он меня, между прочим, чуть не убил.
Паренек снова попытался дернуться, Лопухин перехватил его за шею и легонько прижал.
– Ай…
– А ну, отпусти! – Старуха дернулась вперед.
– Ага. Я его отпущу, а он вон за топор схватится. И чего мне тогда делать? Вас обоих убивать, что ли? Ты всех так встречаешь? В вилы?