Ползти было трудно. Руки продавливали мох, наружу лезла черная вонючая жижа. Но что-то там, внизу, было. Ладонь нащупывала какой-то омерзительный холодец, который играл тут роль дна. Расставленные пальцы – сейчас Иван даже пожалел, что у него нет между ними перепонок, – щекотали поднимающиеся из глубины пузырьки. Пару раз из-под руки вывернулось что-то живое.
Казалось, что они ползут вечность, оставаясь на одном месте. Будто в болоте образовалось неведомое течение, стоит только остановиться на минуту, и их снесет, отодвинет от спасительного горба…
Взгорок был мал. На нем едва-едва помещался один человек. Иван, ни слова не говоря, подтолкнул к нему Кольку. Сунул ему в руки «наган» и подтащил немца к самым ногам паренька.
– Если хоть слово от него услышишь, стреляй.
Колька молча упер ствол в голову доктора. Иван накидал на немца каких-то веток, травы, мха. Тот молчал, только щурясь и не мигая, смотрел в глаза пареньку. Тот взгляда не отводил.
Вроде бы у холмика имелось какое-то основание, но Ивану на нем места уже не было. И он что было сил ухватился руками за чахлый кустик, кинул рядом Колькину палку и по самую грудь погрузился в болото таким образом, чтобы бугор оставался между ним и лесом.
Облава была совсем рядом.
Иван, уходя все глубже в болото, видел, как из леса появились сначала овчарки, а затем солдаты. Псы дергали поводки, рвались вперед, но остановились на границе воды.
Офицер спрятал пистолет в кобуру и поднял бинокль.
Иван втянул голову в плечи и ушел в топь по плечи. С ужасом он понял, что под ним нет дна. Что тот зыбкий холодец, по которому они ползли все это время, тут кончается, и ноги, не встречая сопротивления, уходят вниз все глубже и глубже. Сведенные судорогой пальцы намертво вцепились в кустик, в траву, в воздух! Сейчас он схватился бы за что угодно, хоть за гадюку, лишь бы удержаться на поверхности.
Тем временем офицер пристально разглядывал болото. И уперся взглядом в бугор, за которым спрятался Лопухин.
Иван не знал, видит ли фашист их следы, оставленные на поверхности болота, но ему казалось, что он чувствует этот взгляд… Физически.
Лопухин зажмурился и ушел в грязь по ноздри.
Трясина тянула и тянула. К себе.
В себя.
И теперь приходилось напрягать все силы, чтобы не провалиться глубже. Кустики, которые ухватил Иван, едва держались своими тонкими корешками.
Лопухин закрыл глаза.
Офицер на берегу внимательно осмотрел березовый пенек, оставленный Колькой. И снова уставился в бинокль. Собаки потихоньку успокаивались. Солдаты, пользуясь паузой, закурили.