Тут она замолчала, погрустнела и добавила тихо:
– А так все хорошо у тебя, моя деточка.
Марина расплатилась, вышла с непонятным чувством облегчения и тревоги одновременно. Облегчения, что Бог даст (а в хорошем она меньше всего хотела сомневаться) ей семейного и материнского счастья. А тревоги, что какое-то глупое, надуманное чувство не дает покоя и что вместо ответа на свой сиюминутный вопрос она получила какую-то непонятную информацию о когтях дракона.
Она решила забыть приятный сон, попробовала запретить себе думать о голубых глазах, постаралась не вызывать в памяти ощущение теплого прикосновения. Забыть. Запретить. Изгнать. Погасить.
Через пару дней ей это почти удалось. Почти. Если бы опять не тот перекресток, не красный светофор и не достойное, уверенное и даже красивое движение мужчины вдоль выстроившихся в пробке машин.
Ее машину он узнал сразу, будто ждал или выглядывал среди потока. Он подъехал, она протянула руку с десяткой.
– Убери деньги. Я не возьму.
Она послушно убрала купюру, а руку протянула вновь.
– Тебя как зовут? – спросил он.
Марина назвала свое имя, хотела спросить его, но не успела, потому что задохнулась от совершенно незнакомого ей прежде ощущения. Он целовал ее ладонь. Нет, не то чтобы никто никогда в жизни не целовал ей руку. Конечно, да. Но в этой ситуации ощущения ее были непередаваемы. Он целовал так нежно, так осторожно, понимая, что он решился на шаг крайне смелый. Но не чувствуя сопротивления с ее стороны, принялся касаться губами каждого пальчика…
Она понимала, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Люди из соседних машин, которые могли наблюдать эту сцену, от удивления открыли рты в прямом смысле слова. Молодая дама на иномарке позволяет бомжу целовать руку на виду у всех, в центре Москвы… Даже видавшие виды водители не могли оторваться от такого зрелища. Ей даже никто не посигналил, когда на зеленый все начали движение, а она, включив аварийку, осталась на месте.
– Спасибо, Марина!
– За что?!
– За то, что позволила почувствовать себя вновь мужиком. Знаешь, я ведь много лет приличных женщин могу только видеть, а уж дотронуться, а уж прикоснуться губами – это даже не мечта, это только воспоминания из былой жизни, самые потрясающие и самые болезненные. Давай отъедем, если можешь.
Марина, нарушив все и вся, через две сплошные, переехала на встречную, благо была возможность никому не создать помех. Она все больше и больше удивлялась – сначала ухоженности, чертам породистого лица, теперь – хорошо поставленной речи, умному взгляду.
На обочине она открыла дверь, повернулась к нему лицом, спросила: