Ближе к Каширской один прибор вышел из строя, цифры на другом уперлись в самый край табло. Гомер почувствовал, как горчит на языке.
– Где эпицентр?
Голос бригадира было слышно скверно, будто Гомер опустил голову в наполненную ванну. Он приостановился – воспользоваться хоть этой короткой передышкой – и махнул перчаткой на юго-восток.
– У Кантемировской. Думаем, пробило крышу павильона или вентиляционную шахту. Точно никто не знает.
– Так что, Кантемировская брошена?
– И всегда была. За Коломенской вся линия пустая.
– А мне говорили… – начал было Хантер, но умолк, давая знак утихнуть и Гомеру и настраиваясь на какие-то тонкие волны. – Известно, что с Каширской? – наконец спросил он.
– Откуда бы? – старик не был уверен, что сумел вложить ироничную нотку в гнусавое тромбонное гудение, исходящее из его дыхательных фильтров.
– Я тебе скажу. Там такое излучение, что за минуту на станции оба изжаримся до углей. Ничто не поможет. Туда нельзя. Поворачиваем.
– Обратно? На Севастопольскую?
– Да. Поднимусь там наверх, попробую добраться по земле, – задумчиво, уже прикидывая маршрут, отозвался Хантер.
– В одиночку собираешься? – насторожился Гомер.
– Я не смогу тебя вечно спасать. Буду занят собственной шкурой. Да вдвоем там и не пройти. Даже мне самому без гарантий.
– Ты не понимаешь, мне нужно с тобой, я должен… – Гомер судорожно искал повод, зацепку.
– Должен подохнуть со смыслом? – равнодушно закончил за него бригадир.
Хотя Гомер прекрасно знал: на самом деле, это фильтры противогаза отсеивают любые примеси, пропуская внутрь только безвкусный, стерильный воздух, а наружу – механические и бездушные голоса.
Старик на миг зажмурился, вспоминая все, что знал о куцей Каховской линии, о пораженной радиацией нижней оконечности Замоскворецкой ветки, о дороге от Севастопольской до Серпуховской… Все, что угодно, лишь бы не поворачивать назад, лишь бы не возвращаться в свою скудную жизнь, к ложной беременности великими романами и бессмертными легендами.
– Иди за мной! – вдруг прохрипел он и с неожиданным даже для самого себя проворством заковылял на восток – к Каширской, в самое пекло.
* * *
Ей снилось, как она водила напильником по браслету стальных кандалов, которыми была прикована к стене. Напильник визжал и соскальзывал, и даже когда ей начинало казаться, что его полотно на полмиллиметра вгрызлось в сталь, стоило оторваться от работы, как неглубокая, еле наметившаяся бороздка затягивалась на глазах.
Но Саша не отчаивалась: снова бралась за инструмент и, стесывая ладони, принималась пилить неподатливый металл, соблюдая установленный строгий ритм. Главное – не сбиваться с него, не давать слабину, не прекращать работу ни на миг. Схваченные оковами лодыжки опухли и затекли. Саша поняла, что даже если ей удастся победить железо, она все равно не сумеет убежать, потому что ноги откажутся ее слушаться.