— Ты это брось, Оксана! И так сплетни ходят! Как вырвалась-то?
— Как от всех ухажеров… Баулом по морде, и легонько совсем. Сразу и бросил… Сам пугливый какой-то.
— Волков к тебе приставал ночью?
— Ох, тату! Легче назвать, кто не приставал. Даже Чернобай, и тот норовит — в угол, подальше от своих камер, и руку в трусы засунуть, охальник… Но все без толку, тату!
— Гляди, этот дурень свататься к тебе вздумал!
— Какой дурень? Прапорщик пограничный?
— Та ни, Мыкола Волков!
— Неужели? — искренне встрепенулась она. — Вот было б прекрасно! Мыкола хоть и с износом, да женщин любит. Ухаживает. Руку сразу в трусы не пихает. А только из служебной необходимости. Посватайся раньше, пожалуй, согласилась бы. Тамарки Кожедуб я не боюсь. Враз бы отбила, если б захотела…
— Ты в уме?!
— Да за любого бы пошла, кто позвал! Даже за Митю Чернобая… Но теперь поздно. Уезжаю я, тату, покидаю вас…
— Куда?!
— В Якутию эмигрирую, — обыденным тоном сообщила она. — Смирно лежи! И как же я стану йодную сетку тебе накладывать? На шерсть, чи шо? Может, постричь тебе грудь, тату? И побрить?
— А меня спросила?! В Якутию! — задохнулся и умолк Дременко.
— С бабушкой Совой посоветовалась. — Оксана принялась мазать йодом прямо из пузырька. — Мне женский совет требовался… Она благословила. Мы с ней так рассудили: что, в самом деле, я даром Юрко столько лет ждала? Сколько напрасных надежд на него извела, а сколько слез моих девичьих пролито? Юные годы свои впустую растратила, чтоб в покое его оставить?! Не дождется!
Отцовское сердце не выдержало, ворохнулось в груди несколько раз и остановилось…
Запасной тайный подземный ход заканчивался в яслях бабкиного козлятника, который она построила собственноручно уже после того, как с дедом разошлась, — сколотила из ящиков, фанеры и прочего хламья, чтоб показать свою самостийность. И был так тщательно замаскирован, что Сова пока не догадывалась о его существовании. Но даже если б обнаружила, то в дедов подпол не попала бы: зимой Куров прокопал обманный зигзаг, выводящий в обратную сторону. Однако ходить в Украину можно было по основному ходу — через мужскую половину сортира, — если точно знать маршрут, дабы не угодить в лабиринт. Все эти предосторожности были направлены исключительно против бабки, считающей, что ее бывший супруг возглавляет мафиозный клан контрабандистов и умышленно подрывает экономику России.
На самом же деле Куров рыл ходы из глубокого внутреннего протеста против разделяющей государства неприступной стены, но более всего от партизанской привычки появляться там, где его не ждут, и делать все, что захочет. Например, пока Сова спит, сползать на сопредельную территорию и выдоить козу. Бабка проснется, пойдет в козлятник, а вымя пустое! Сам Куров козьего молока терпеть не мог, коту скармливал, но зато неделю можно веселиться, слушая, как Сова за стенкой рассуждает вслух: что это за живность в сарае завелась, которая молоко высасывает? Чаще всего бабка грешила