– Спенсер уже забеспокоился. Мне с трудом удалось обойти эту скользкую тему. Я прекрасно помню, как трудно бывает мальчикам в этом возрасте. Уже не ребенок, но еще не взрослый. Я тогда знал, что способен на большее, чем считали окружающие. Вот и сейчас я задумываюсь... Вдруг Спенсер такой же? Тем не менее разрешите мне принести свои извинения, я не хотел вас обидеть.
– Вот как? Значит, вы полагали, я сочту за комплимент, что меня назвали лгуньей? – И она постаралась заглушить внутренний голос, который шептал: «Ты и есть лгунья».
– Я не собирался так вас называть.
– А что же вы собирались делать?
– Просто посоветовать вам все рассказать сыну, и как можно скорее.
– Прекрасно, мистер Стэнтон. Считайте, что вы посоветовали. – Она приподняла бровь. – А теперь позвольте спросить, надо ли нам обсудить что-то еще?
Стэнтон тяжко вздохнул и с самым расстроенным видом запустил пальцы себе в волосы. Прекрасно! Почему только она одна должна потерять покой?
– Я не очень понимаю, почему другой разговор мог так неблагоприятно повлиять на наш спор.
– Тут нет никакой тайны, мистер Стэнтон. Это потому, что вы несносный, самоуверенный и предвзятый человек.
– Вы хотите сказать: «чья бы корова мычала...» Кэтрин уже открыла рот, чтобы возмутиться, но Стэнтон приложил палец к ее губам, не позволяя произнести ни слова.
– Я, – продолжал мистер Стэнтон, в то время жар от его пальца прожигал ей губы, – считаю вас тоже несносной, предвзятой и самоуверенной, но при этом все же хочу заметить, что вы умны и красивы. Вы – прекрасная мать, не говоря уж о том, что замечательный собеседник. Вот так!
Его рука медленно опустилась, а Кэтрин сжала губы, сдерживая непроизвольное желание облизнуть их.
– Встретимся за обедом, леди Кэтрин. – И, отвесив ей вежливый поклон, он направился к дому, а она осталась стоять и смотреть ему вслед, потеряв дар речи, не в состоянии даже двинуться с места.
Ее губы еще горели от прикосновения его пальца. Сейчас Стэнтон не мог ее видеть, поэтому она не удержалась и, высунув кончик языка, дотронулась до теплого пятнышка.
Она была в ярости. Кто он такой, чтобы советовать, как ей обращаться с собственным сыном? Или намекать, что она такая же несносная, самоуверенная и предвзятая, каким считала его самого? А потом все перевернуть и посметь назвать ее умной, красивой, замечательной матерью и прекрасным собеседником. Ясно, что он самый настоящий негодяй! Негодяй, который считает...
«Считает, что я красива».
Дрожь пробежала по всему ее телу. Кэтрин вздохнула протяжно, хотя считала, что больше не способна на подобные вздохи. Закрыв глаза ладонью от бьющих в лицо последних лучей заходящего солнца, она смотрела на его удаляющуюся спину. И черт возьми, какая замечательная у него спина!