— Прошу прощения за беспокойство, господа, — начал Харри, подойдя поближе.
— А-а, наконец-то, — один из трех сидящих за столиком господ нервным движением отбросил назад падающую на лоб челку. — Послушайте, и это вы называете — довести вино до нужной температуры?!
— Я называю это — норвежское красное, разлитое в бутылки из-под «кло-де-пап», — невозмутимо ответил Харри.
Обладатель челки — явно в замешательстве — воззрился на Харри, уделив особое внимание его темному костюму.
— Шутка, — улыбнулся Харри. — Я из полиции.
Замешательство переросло в явный испуг.
— Успокойтесь, вовсе не из Управления по борьбе с экономическими преступлениями.
Очевидное облегчение, постепенно переходящее в недоумение. И внезапно — взрыв по-мальчишечьи звонкого смеха. У Харри даже перехватило дыхание. Он заранее спланировал всю мизансцену, и данное действо вовсе не было в ней предусмотрено. Тем не менее он сумел перестроиться на ходу:
— Арне Албу?
— Это я, — отозвался смеявшийся, худощавый мужчина с короткими вьющимися волосами и сетью морщинок у глаз, которая свидетельствовала не столько о его смешливости, сколько о том, что на самом деле он, скорее всего, старше тех тридцати пяти лет, которые навскидку дал ему Харри. — Извините за недоразумение, — продолжал он по-прежнему веселым голосом. — Могу вам чем-то помочь, констебль?
Прежде чем продолжить, Харри попытался составить себе некоторое представление о собеседнике, руководствуясь исключительно внешностью. Звучный голос. Твердый взгляд. Под белоснежным воротничком сорочки искусно завязанный — однако не слишком затянутый — узел галстука. То, что он не ограничился одним лишь «это я», а извинился и, кроме того, добавил «могу вам чем-то помочь, констебль» — кстати, с ноткой иронии сделав ударение на слове «констебль», — означало одно из двух: либо Арне Албу весьма уверен в себе, либо неплохо умеет производить на окружающих соответствующее впечатление.
Харри попытался сосредоточиться. Не на том, как вести беседу, а на возможной реакции Албу на сказанное.
— Да, Албу, можете. Вы знаете Анну Бетсен?
Албу одарил Харри таким же честным и открытым взглядом, как и несколько ранее его супруга, после секундного раздумья ответил громко и твердо:
— Нет.
На лице Албу не отразилось ничего сверх сказанного им. Да Харри на это и не надеялся. Он давно уже не верил в миф о том, что люди, вынужденные в силу рода своих занятий повседневно сталкиваться с ложью, учатся ее распознавать. Ему вспомнился один судебный процесс, когда некий полицейский утверждал, будто «по своему опыту понял, что обвиняемый лжет». Тогда Эуне в который уж раз в руках адвоката обратился в оружие защиты — в ответ на прямой вопрос он вынужден был признать: научные исследования оказали отсутствие какой-либо взаимосвязи между профессиональными занятиями и способностью распознавать ложь. Иными словами, уборщица смыслит в этом столько же, сколько психолог или полицейский. Точнее, вовсе ничего не смыслит. Единственным исключением здесь — в силу своих особых полномочий по ведению следствия — могли бы считаться агенты спецслужб. Харри к их числу не принадлежал. Он был простым парнем из Уппсаля, у которого сейчас было мало времени и отвратительное настроение. К тому же он понимал, что допустил серьезный просчет. Во-первых, предъявлять кому-либо — да еще в присутствии посторонних — факты, возможно его компрометирующие, не имея даже тени четко сформулированных подозрений на его счет, было, мягко говоря, малоэффективно. Во-вторых, все это никак нельзя назвать честной игрой. Тем не менее, прекрасно сознавая, что делать этого не стоит, Харри спросил: