– Верно, – с энтузиазмом поддержал ее Сашка. Слушайте, что дальше было! – Он отодвинул книгу подальше и с выражением продекламировал:
Ты будешь жить на свете десять раз,
Десятикратно в детях повторенный…
…Ты слишком щедро одарен судьбой,
Чтоб совершенство умерло с тобой.
– Так, до семнадцатого сонета все одно и то же, – доложила Аня. – Потом идет много всякого-разного, а вот в шестьдесят втором… Короче, дамочка, не дожидаясь согласия своего возлюбленного на потомство, решила проблему кардинально.
– Это как? – заинтересовалась Яся.
– Обыкновенно, – пожала Анна плечами. – Отправилась повышать свою самооценку в другом месте.
– Мужика завела, что ли? – усмехнулся Снежко.
Анна кивнула:
– И, похоже, что не одного. Вот, послушайте. Здесь снова речь идет от лица мужчины:
Тебя я музой называл своею
Так часто, что теперь наперебой
Поэты, переняв мою затею,
Свои стихи украсили тобой.
– И еще вот тут, в восемьдесят пятом:
Моя немая муза так скромна.
Меж тем поэты лучшие кругом
Тебе во славу чертят письмена
Красноречивым золотым пером.
– В шестьдесят девятом и семидесятом сонете ОН еще пытается оправдать ее поведение, но ОНА – сонет девяносто пятый – не верит в его искренность.
Когда захочешь, охладев ко мне,
Предать меня насмешке и презренью,
Я на твоей останусь стороне
И честь твою не опорочу тенью.
– Каково? – Анна обвела всех взглядом. Макс поморщился, а Снежко возмутился:
– Совсем спятил мужик!
– Не переживай, – усмехнулась Аня, – его благородства хватило ненадолго. В сто сорок втором сонете он отыгрался на барышне с лихвой:
Любовь – мой грех, и гнев твой справедлив.
Ты не прощаешь моего порока…
– Просто самобичевание какое-то, – проворчал Сашка.
– Ты дальше слушай!
Но, наши преступления сравнив,
Моей любви не бросишь ты упрека.
Или поймешь, что не твои уста
Изобличать меня имеют право.
Осквернена давно их красота
Изменой, ложью, клятвою лукавой.
Грешнее ли моя любовь твоей?
Пусть я люблю тебя, а ты – другого,
Но ты меня в несчастье пожалей,
Чтоб свет тебя не осудил сурово.
А если жалость спит в твоей груди,
То и сама ты жалости не жди.
На этот раз Снежко воздержался от комментариев, а Яся протянула задумчиво:
– Что-то серьезное натворила эта дамочка. Последние строки очень похожи на угрозу.
– Верно, – согласилась Аня, – но у мужчины и у самого рыльце в пушку.
– Это ты на «порок» намекаешь? – уточнил Сашка и добавил снисходительно: – Это слово вполне может быть использовано как аллюзия…
– Не знаю, что такое «аллюзия», – невежливо перебила Анна, – но там, дальше, так сказать, в первоисточнике, про этот «порок» все разъясняется. Сонет сто сорок четвертый, к вашим услугам: